— Арина. Я ухожу.
— Вещи заберу завтра, пока ты будешь занятиях, ключи оставлю консьержке. Послезавтра у тебя всего три пары, встретимся в ЗАГС, подадим на развод. Арин, ну не смотри ты на меня взглядом больной собаки! Пожалуйста!
— Да. Прости. — ответ после короткой паузы.
На экране мелькают кадры. У него кто — то есть. Меня нет. Внутри все сгорело. Осталась оболочка. Звенящая пустота. Чей — то голос:
Боже, это же мой голос. Вслух декламирую. Плакать не буду. Оболочки не плачут.
2
— Мам, смотри, воробушки купаются в луже! — Ксюха дергает меня за руку, пытается утащить к торцу дома, поближе познакомиться с барахтающимися в лужице птичками.
— Ксюш, прости, на воробьев смотреть не пойдем. Времени впритык.
— На работу опоздаешь?
— Да малыш.
— А ты сегодня пораньше вернешься?
— Постараюсь, но не обещаю.
— Значит не пораньше. Буду тебя у окна ждать. Мамуль, а ты точно не сможешь полететь с нами на море? Я буду сильно скучать.
— Не смогу малыш, буду каждый день с вами по скайпу разговаривать, вы с бабулей накупаетесь, загорите и вернетесь. Всего две недели. — улыбаясь открываю заднюю дверь мазды, Ксения привычно запрыгивает в салон, устраивается в детском кресле. Пристегиваю ребенка ремнем безопасности, усаживаюсь за руль.
Права моя дочь — солнышко высушило небо, от вчерашнего потопа, лишь мокрые пятна на асфальте и маленькие лужицы кое — где. Мазда урчит двигателем, плавно трогается с места, выезжаем со двора на умытые летним ливнем московские улицы. До маминого дома, нам всего шесть минут ехать, с учетом всех пробок, а вот на Нагатинскую пойму, мне уже придется проталкиваться. Ну ничего, заявление на увольнение уже в кадрах, передам дела, получу расчет. На разосланное резюме, пока нет откликов, но, надеюсь за время поездки мамы с Ксюшей в Испанию, с работой все таки разберусь. Устроюсь куда-нибудь. Лишь бы от господина Журавлева подальше. Наверное к нему теперь так обращаются…..
— У тебя кто — то есть?
— Да. Прости.
— У тебя кто — то есть?
— Да. Прости.
Стучало в висках в ту страшную ночь. Я до самого рассвета, просидела в кресле, обнимая подушку. Тупо смотрела на мерцающий экран телевизора.
Завтракать утром не стала, кусок в горло не лез, в универ, я не поехала. В девять часов собралась, ушла из дома, и до самого вечера бесцельно шаталась по городу. А он, город, вдруг оказался очень маленьким, куда ни пойди, везде была. С Сергеем была. Которому теперь не нужна.
Не нужна. Но домой возвращалась со слабой надеждой. Вот открою дверь, мне навстречу выйдет Сережка, и скажет:
— Я тебя люблю. Никому не отдам. Это была глупая шутка.
Нет, надежда моя не сбылась. Меня ждали ключи на тумбочке. И огромный букет желтых тюльпанов на журнальном столике.
Бессонная ночь и день шатаниия по Москве, сделали свое дело, мне жутко захотелось спать. На автопилоте приняла душ и…. лихорадочно начала вспоминать, когда у меня должны начаться критические дни….Две недели назад. В состоянии депрессухи, я совсем забыла. Закутавшись в полотенце, побежала в комнату, в рюкзаке лежал тест, купленный как противозачаточные прекратила принимать.
Две полоски. Лоб покрылся испариной, внутри похолодело. Отдышалась, выпила стакан воды. Завтра встречаюсь с Сергеем в ЗАГСе, это и его ребенок, он должен о нем знать….
— Вон бабуля, нас встречает! Мам, ты поговоришь про журавлика? Если забудешь, не расстраивайся я сама ее убедю…убеждю…убе…уговорю к нему сходить! — Ксенька нетерпеливо елозит в кресле, мазда шурша шинами, подъезжает к подъезду кирпичного дома сталинской застройки. Мама переехала в этот дом на Большой Якиманке, после моего развода, мы с ней тогда, произвели несколько операций с недвижимостью. Точнее мама произвела, мне было абсолютно все равно, что вокруг меня происходит….
Тот апрель был холодным, серым и слякотным. А в день назначенной в ЗАГСе встречи, вдруг рассеялись тучи, впервые за последнюю неделю, город грелся под солнцем.
Я выгнала себя в Универ. Помню бреду через сквер, ноги будто ватные, чувствую себя мокрым, прилипшим к асфальту листом, оставшимся с осени, хочу сорваться и улететь, но не могу. Меня вдавили и растоптали.
Первую пару по честному отсидела. Совершенно не воспринимая информацию. Кто — то из однокурсников заметил: Арин, ты такая бледная, плохо себя чувствуешь?
Сказалась больной, собралась и ушла.
В мозгах крутилось: «Я себя не чувствую, меня нет, я умерла, и беременна, я боюсь сообщать о беременности своему мужу, он сказал у него есть другая, я еще раз умру, если он скажет, что наш ребенок ему не нужен»
Не нужен. Как я. Не нужна.
Мне вчера вечером казалось таким простым и правильным рассказать о малыше, а сегодня, при свете дня, я не знаю как слово вымолвить…
К ЗАГС подъехала на такси, на крыльце счастливые молодожены принимали поздравления…. Я не позавидовала, просто стало еще больней. Вжав голову в плечи, прошла мимо, добрела до какого-то кафе, там и приткнулась. Села за самый дальний столик, дожидаться своего часа х. И он настал. Неумолимо надвинулся.
Сергей ждал меня в коридоре. Похудевший какой — то, лицо осунувшееся.
— Привет, как в Универе? — дежурный вопрос.
— Спасибо хорошо.
Господи, это правда со мной происходит? Мы встретились подать на развод и говорим ни о чем…
— Сереж, я должна…
— Арин, не унижайся пожалуйста, я этого не вынесу.
— При чем здесь унижение, мне нужно сказать..- бормочу опустив глаза.
— Журавлевы? На развод? Проходите — раздраженная женщина лет сорока, позвала нас в кабинет.
Дальше был шок. Нас развели. Сразу. Не дав и одного дня на обдумывание правильности решения..
Леденея от ужаса, смотрела как он в указанных местах расписывается, вместо сердца, в груди стучал барабан. Громко. На весь безликий кабинет. Навернное все присутствующие этот стук слышали.
Вот так. Вошли в кабинет мужем и женой, а покинули — бывшими….
— Арин, что ты хотела сказать? — будничным тоном вопрошает мой бывший муж, когда покончив с формальностями, в коридор вышли.
