Число этих вторжений значительно увеличилось, что вело к обогащению и увеличению политического авторитета племенных тюркских вождей и их верхушки, а с захватом культурных греческих земель также к быстрому разрушению их полукочевого уклада жизни и массовому оседанию рядовых кочевников. В удже Эртогрула процесс этот занял несколько десятилетий, и уже упоминавшийся Ахмеди пишет в своей поэме «Искендер-наме», что при Орхане, внуке Эртогрула и сыне основателя османской династии Османа, обычный разбойный кочевнический набег (акын), сменился джихадом — целенаправленной борьбой с неверными, которую вели идейные борцы за веру — гази10. Это полностью согласуется с тем, что нам известно из истории тюркских бейликов Малой Азии конца XIII — начала XIV в.11 К успешным предводителям тюркских отрядов на византийских границах присоединялись многочисленные воины-гази из внутренних земель Анатолии, действовавшие против христианских греков под лозунгами ислама.
Сын Эртогрула, Осман, как его рисует Георгий Пахимер, действует еще как обычный кочевник, вторгающийся в летнюю пору в плодородную долину византийской Никомедии (тур. Измид) во время сбора урожая с целью захвата сельскохозяйственной продукции12. Как пишет Пахимер, часто бывало, что византийские греки, желая обрести для себя спокойствие и безопасность, добровольно переходили под власть тюркских пришельцев, освобождаясь при этом от жестокого налогового гнета своих христианских правителей13.
Особенностью положения уджа Эртогрула, а затем бейлика его сына Османа было то, что граница с Византией в этом месте оказалась наиболее легко преодолимой. Легкость, с которой происходили набеги османских турок (будем называть их теперь привычным для читателей именем), позволила сменившему Эртогрула Осману и его отрядам начать планомерные захваты византийских земель, не ограничиваясь одними лишь грабительскими рейдами, как сообщает тот же Георгий Пахимер14. Его описание первых османских завоевательных действий вполне согласуется с тем, о чем сообщают ранние османские источники — исторические хроники Ашык-паша-заде, Нешри, Лютфи и др., писавшие о начале Османского государства.
В XIV в. в тюркских княжествах (бейликах), образовавшихся по периметру бывшего Румского султаната, происходил быстрый процесс сложения новых государственных образований, копировавших уже существовавшие образцы мусульманской государственности. Османский бейлик, подключившийся к этому процессу несколько позднее своих тюркских соседей — бейликов Айдын, Сарухан, Гермиян и др., не был в этом смысле исключением и очень скоро начал обрастать мусульманскими институтами власти, социальной структуры и культуры, не порывая, впрочем, с некоторыми традициями трайбализма. Проводниками и усиленными строителями новых мусульманских государств выступало мусульманское духовенство — улемы (правильно: ‘улема), при столь благоприятном для них соседстве с терявшими былую силу христианами-греками активно проповедывавшие идеи священной войны с неверными (газават). Улемы, признанные в тюркской среде носители мусульманской образованности и духовной культуры, пользовались в бейликах Малой Азии огромным авторитетом, а ислам являлся важнейшим культурным фундаментом новообразованных тюркских бейликов, в том числе и османского. Ислам был своеобразной «национальной идеей», скреплявшей организационно социальные элементы начавшего формироваться Османского государства. Один из ранних османских историков, Мехмед Нешри, описывая в своем труде «Китаб-и джихан-нюма» период правления Османа, вставляет в свой труд примечательный и глубоко символичный эпизод, желая выставить османского бея ревностнейшим мусульманином. Согласно Нешри, оказавшийся однажды на ночлеге в доме одного благочестивого мусульманина Осман целую ночь провел стоя пред Кораном из почтения к этой священной книге мусульман15, однако не читая его, так как не знал грамоты. Во всяком случае, мы может так думать, полагаясь на сообщение другого османского историка (XV в.), Ашык-паша-заде, который в своем сочинении «Теварих-и Ал-и Осман» помещает рассказ о встрече Османа с одним из мюридов (учеников) шейха Эдебалы — Кумралом Деде, во время которой он признается, что «не умеет писать»16. При этом интересно само сообщение о контактах тюркской верхушки с представителями суфийского ислама, который со времен Румского султаната, как и в других мусульманских государствах иранского и арабского мира, пользовался глубочайшими симпатиями не только народных масс, но и правителей. Суфизм, в отличие от официального ислама, сумел впитать в себя множество народных верований и в рамках мусульманского вероисповедования обладал определенной степенью интеллектуальной свободы, опираясь на богатейшее религиозно-философское наследие как мусульманских, так и домусульманских мыслителей.
Труды первых османских историографов, написанные значительно позднее описываемых ими событий, имеют ярко выраженную мусульманскую окраску. В целом они создают исторически верную картину жизни сначала уджа, а затем бейлика, получившего свое название по имени сына Эртогрула — Османа. Эта картина включает в себя многие архаичные черты, связанные с историей кочевых тюркских обществ. Это видно, например, из рассказа о процедуре избрания бея после смерти Эртогрула. Претендентом на власть, согласно рассказу, выступает брат Эртогрула Дюндар-бей, что отражает древние нормы тюркского права, характерного для тюркских кочевнических обществ. Выбор племенной верхушки на совете падает, однако, не на Дюндара, а на сына Эртогрула — Османа. Пытаясь обосновать законность сделанного на совете (курултае) выбора в пользу Османа, историк Нешри в своем труде посвящает несколько строк описанию доблестных качеств избранного: Осман изображен храбрым воином, первенствующим на охоте и во время боевых рейдов, авторитетным лидером, постоянно окруженным молодыми воинами-соплеменниками17, что отражает еще не изжитый в то время древний меритократический принцип верховной власти.
Выбор племенной верхушки в пользу Османа делается, таким образом, вопреки древнему праву. Она оказывает поддержку претенденту, обладающему большим авторитетом. Обретя власть, Осман поддерживает ее организованными им удачными набегами на соседние византийские земли, приносящими ему и его воинам добычу. Описывая один из таких набегов, Ашык-паша-заде сообщает, что воины Османа «взяли богатую добычу», а удачное руководительство Османа объясняет его стремлением «держать в подчинении свой народ». В бейтах, завершающих описание одного из набегов, Ашык-паша-заде дает картину тоя (празднества по случаю окончания удачного набега), во время которого производится раздел добычи:
Кто серебро, кто золото от бея получил, А кто-то радуется скакуну иль девушке прекрасной18.
В другом месте Ашык-паша-заде пишет: «Гази радовались, каждому [Осман] давал деревни, каждому оказывал положенные ему милости. Гази Османа были довольны и желали беспрерывно вести войну за веру (газа)»19.
Конные отряды Османа в его правление (ок. 1299—ок. 1324) приступают к планомерному захвату земель христиан-греков. Уже упомянутая поэма-дестан Ахмеди рисует этого бея не просто предводителем полукочевой орды, довольствующейся грабительскими набегами, а вождем-беком (тур. бей), воином-гази, расширяющим границы подвластных ему мусульманских земель. Ахмеди представляет это в духе героического газавата — войны с неверными:
