— Майка, можно к вам с чемоданом на пару дней? — спросила я подругу вместо «привет».
Как настоящая подруга, Майя ответила «можно» и лишь потом спросила, что случилось?
— Я ушла от Семёна.
Будущее время превратилось в прошедшее не только на словах. Я решила перестать быть дурой.
— Майка, спроси свою маму. Могу я заболеть на две недели?
— Ты уже заболела, Ксю! — перебила мою просьбу подруга. — Что случилось?
— Я уволилась. И не хочу отрабатывать за соседним с ним столом. Майка, пожалуйста! Мне нужен больничный.
— У него родился ребенок.
Остальные вопросы, видимо, отпали сами собой.
— Кидай адрес! — отрезала Майя. — Я пришлю папу.
Как не надо, если я припрусь к ним с вещами? К родителям прямо сейчас не могу — буду реветь. Буду называть себя дурой!
Мама никогда не добавляла — дура. А это и был ответ на ее вопрос, потому что ее дочь — дура. Сейчас эта дура заявилась в отдел кадров и написала по собственному. Заболею, будет без отработки. И прочих объяснений. Подписывает заявление все равно не Сёма.
— В чем дело? — все же спросили меня «у кассы».
— Я беременна и уезжаю в другой город.
Бить, так наверняка! Кому я нужна с беременными выплатами?! Никто и не подумает просить меня остаться… К тому же, на мое место очередь!
Главное, что никто не в курсе, что я сплю с «Семён Семенычем». Спала. Прошедшее время.
— Нет. Но тут без вариантов. Неужели не понимаете?
Главное, я ничего не понимала! Как же можно было быть такой скотиной! Жена, понятно, чего шифровалась в интернетах — чтобы не сглазили. Первого ребенка они потеряли на большом сроке. Боже, я бы девять месяцев назад могла поумнеть!
Глава 3. "Диагноз — неизлечима"
— Это кому? — спросила я два с половиной года назад, увидев на столе плитку финского шоколада. На своём столе. Глупый вопрос, скажете, да? Но для меня в тот момент он имел смысл, причем тайный: с какой такой стати Семёну дарить мне презенты, если он ко мне ничего не испытывает? Ну да, сдали проект в срок. И что? Я не одна над ним пыхтела…
— Тебе, кому ж ещё?! — усмехнулся он как-то таинственно. Даже, скажем, недобро, ещё сильнее склоняясь над моим столом или, надо понимать, надо мной.
Если бы даже за окном еще не стояла тьма, солнце б в раз померкло для меня, потому что я оказалась под тенью начальника, точно под зонтиком. И зачем-то втянула усталую голову в плечи, точно начальство меня не угощало, а отчитывало.
Где-то хлопнула дверь. Где, непонятно. Понятно лишь одно — мы до сих пор не одни: какого черта кто-то остался в такую позднотищу на работе? Никто, что ли, дома не ждёт? Меня дома не ждали, Семёна ждали. Он ведь свалил пораньше, оставив меня работать до победного конца.
За последний месяц наших вечерних рабочих посиделок в офисе я узнала много интересных подробностей его личной жизни — судя по разговорам с женой, которые он намеренно не скрывал от меня, семейной эту жизнь назвать можно было лишь с натягом, большим. Но Семен даже не пытался натягивать сову на глобус, говоря мне много такого, чего не говорят посторонней. И мне не хотелось ей быть… Посторонней.
Сейчас намного сильнее, чем год назад, когда я поняла, что влюбилась в женатого мужчину. Безнадежно. Он мне снился три ночи подряд, так что утром я даже намерила у себя температуру, а потом ещё и в церковь сходила, свечку от сглаза засветила. Было такое дело в школе, пересмотрели мы с Майкой ужастиков и потом обеим снились одни и те же герои — со светом стали спать, две идиотки. Сейчас я вообще не спала — ни с подушкой, ни с кем… До сих пор. Уже мама начала в разговорах ходить вокруг и около, желая выяснить, что творится в голове и груди ее дочери. А я сама не знала — бред творился… Что еще?
Потом все закрутилось, как в водовороте. Началось с того, что на презентации Семён пригласил меня на танец — а куда было деваться, что ему, что мне: от фирмы больше никого не было, и Семён поступил бы не по-мужски оставив меня у стены мечтать о белом танце. Его руки творили то, что не должны были творить — нет, они не делали ничего предосудительного, просто лежали у меня на талии, а вот мое тело из-за них вообразило себе нечто невообразимое, и я молила небеса поскорее выключить музыку — мне нужно убрать руки с мужских плеч и прижать к собственным бёдрам, чтобы мой непосредственный начальник не увидел темных подмышек на ещё пять минут назад идеальном платье.
Я не знаю, чего он тогда увидел или подумал, я просто не могла сказать ему нет: что не надо подвозить меня до дома, езжайте уже к себе домой… Вас ждут… Мне срочно захотелось вернуться к имени-отчеству, а то дружеская непосредственность вкупе с семейной хроникой Зюзина выбивала из-под моих ног последнюю почву… В какой-то миг золотое кольцо на пальце перестало существовать. В тот момент, когда у подъезда нашей многоэтажки его рука скользнула через мои колени, мимо живота, задев и то, и другое, к ручке автомобильной двери, будто ту заклинило. Нет, заклинило меня от ненужного джентльменства, вывернутого наизнанку — мог бы выйти и открыть мне дверь снаружи. Если бы действительно хотел поухаживать…
И Семён будто прочитал мои мысли — что ж, его лицо слишком близко от моего, а мои глаза просто две суповые тарелки: в них написано, что меня можно и в микроволновку, и в духовку, и в… Да, он явно увидел в моих глазах зелёный свет, но убрал руку с двери прямо на ручку переключения передач, перенёс руку по воздуху, минуя все мое тело.
— Извини, не хочу светиться. То твои соседи ещё не то подумают…
— Что не то? — пролепетала я, хотя фраза если и была вопросом, то точно риторическим.
— Ну есть же круглосуточные бабки в окнах, следящие за благонравственностью невест.
Дверь открыта — мне бы выйти, а то рука сама возьмёт и захлопнет сейчас дверь и глаза на все мыслимые и немыслимые законы бытия и совести.
— За мной не следят, — отчеканила я из последних сил.
Семён усмехнулся — наверное, я покраснела, кто знает… Только он, он изначально знал, что со мной делает. Это я, дура, обрадовалась неожиданной взаимности…
— А за мной — да. Завтра тебе самой добираться. Так что скажи своим, что будешь попозже.
Он подвозил меня уже неделю. Я усмехнулась, согласно кивая, — горько, с трудом не плача над разбившимися надеждами. Он же изначально спросил, почему меня никто не встречает и поинтересовался, не обидится ли кто, если он подвезёт меня до дома.
— На метро быстрее, — подавила я вздох разочарования.
