— Детка, ты поосторожней со своими ведьминскими штучками, — мать покачала головой, но тут же хихикнула. — Хотя если бы ты уронила люстру на приеме, я бы тебя не осудила.
Нет, на люстру ее энергии бы не хватило. Вдали от Эстена она теряла значительную часть своих сил.
— А когда мы с Анри вернулись в Эстен из Анагории, разве не ты говорила мне, что у нас с ним ничего не получится? Что я всегда буду для него беспородной дворняжкой.
— Ты и сама это знала. Разве не так?
Да, она знала. Увидела это в его глазах в тот день, когда он впервые оказался в их доме в Эстене. В старом скромном домишке, в котором его сиятельство, наверно, постеснялся бы поселить и своего лакея.
Да, она оказалась не принцессой и не графиней. И хотя он заверил ее, что это не имеет никакого значения, она понимала, что имеет. Не случайно сейчас он женился на девушке, в чьих жилах текла дворянская кровь.
Но препятствием к их браку с Анри стало вовсе не ее неблагородное происхождение.
4. Трудно быть ведьмой
Первый раз они не осознали, что это — проблема. Тогда, вернувшись из Анагории, они провели в Эстене несколько дней. И за все эти дни у них не было и получаса, когда они смогли бы остаться наедине. Жаклин, Доминик, старшие братья всё время сновали где-то поблизости. Они и спали в разных комнатах: Анри — в отдельной, Амели — с сестрой.
Они сбежали в горы, чтобы насладиться друг другом. Чтобы перейти от поцелуев к чему-то более важному. Они шли по тропинке и признавались друг другу в любви. Она честно рассказала, что первый опыт у нее уже был. Он отнесся к этому философски и в ответ признался, что у него женщин было много — от горничных до принцесс. Впрочем, она об этом догадывалась и раньше.
Они расположились на горной поляне, повсюду были цветы, и так громко и красиво пели птицы. Избавились от одежды за несколько секунд, слились в долгом сладком поцелуе.
А потом Анри почувствовал себя плохо. Вдруг закружилась голова, стало трудно дышать. Амели помогла ему одеться, оделась сама. Они связали этот приступ с тем, что, стремясь уединиться, забрались слишком высоко в горы, где воздух был совсем другим, чем в низине.
Но история повторилась — уже в Париже, куда они приехали, чтобы продать драгоценности. Они сняли уютный номер в гостинице, приняли душ и забрались в кровать. И снова — приступ удушья у Анри. Они опять нашли этому объяснение. Он просто переволновался, впервые оказавшись в огромном современном городе. Тем более, что этот город он когда-то знал совсем другим.
Когда это случилось в третий раз — и опять при схожих обстоятельствах — Анри признал очевидное: «Похоже, Амели, ведьма не может быть женой обычного человека».
Она заплакала, но не оставила попыток сближения. И едва не ухайдакала любимого человека. Решение остановиться они приняли после того, как из-за очередного приступа им пришлось вызвать «скорую помощь». Анри даже одеться не сумел до прихода врача — так и лежал на кровати, до подбородка прикрытый одеялом, — бледный, весь в поту.
После этого они еще два года снимали одну квартиру на двоих. Вместе завтракали и ужинали, но личная жизнь у каждого уже была своя. Вернее, у Анри она была — и довольно бурная. А у Амели была живопись.
Амели еще помогала ему разобраться с их техническими достижениями, учила его современному языку, но с каждым днем он нуждался в этом всё меньше и меньше. Он не отказался, когда она предложила ему купить фальшивый паспорт и липовые документы на титул графа. Вот ведь как бывает — документы липовые, а титул настоящий. Они потратили тогда на это почти все, что выручили за рубиновый гарнитур.
Впрочем, деньги Анри ей вернул — как только его гонорары стали исчисляться суммами с шестью нулями. И подарил роскошный «порше» — просто так, по-дружески.
Так что в их расставании не были виноваты ни она, ни он. Просто так получилось, что она оказалась ведьмой. Вернее, стала ведьмой в Анагории.
Она пробовала завести отношения и с другими мужчинами — сначала с художником, с которым они вместе учились на курсе в академии искусств, потом — с известным спортсменом. Всё происходило по тому же сценарию, что и с Анри. За исключением того, что, в отличие от Анри, они во всем винили себя. Они не знали о том, что она — ведьма.
Жалела ли она о том, что всё-таки согласилась тогда отправиться в Анагорию? Иногда — да. Ведь она могла жить обычной жизнью, не запустив в действие свои магические способности. Вышла бы замуж, нарожала детишек. Но всякий раз, когда она начинала заниматься самоедством, она вспоминала, что ее путешествие вовсе не было бесполезным, и надеялась, что хотя бы Жюли и Вирджиния нашли свое семейное счастье.
5. Звонок Валери
— Эм, ты можешь сейчас разговаривать? — звонок Валери застал ее уже в кровати. — Я целый день пыталась до тебя дозвониться. Только потом вспомнила, что сегодня — помолвка его сиятельства.
После нескольких бокалов вина Амели хотелось спать и совсем не хотелось говорить об Анри.
— Ты разбудила меня, чтобы спросить о помолвке?
Судя по голосу, мадемуазель Легран сразу почувствовала себя виноватой:
— Нет, Эм, конечно, нет. Извини. Я не стала бы беспокоить тебя ночью, но…
Амели зевнула.
— Нет-нет, Вэл, всё в порядке. Это ты меня извини. Что случилось?
— Если ты сегодня не смотрела новости, то зайди в интернет и найди сюжет об убийстве в Эстене — его показывали даже по центральным каналам.
— Убийство? — сна как не бывало. — Кого убили, Вэл?
Но мадемуазель Легран не стала ничего объяснять.
— Посмотри новости, Эм! Я перезвоню через полчаса.
Она включила компьютер, вышла в интернет. Поисковик на запрос сразу же выдал ссылки на видео с нескольких каналов. Она успела посмотреть пять сюжетов, когда телефон снова зазвонил.
— Я ничего не поняла, Вэл! Кто этот мужчина? У вас там снимается кино?
— В том-то и дело, что нет! У журналистов две основные версии — съемки фильма или ролевая игра. Но ни та, ни другая не правильные. Это не маскарад, Эм! Это человек из Анагории!
Амели поднесла телефон поближе к уху.
— Из Анагории? С чего ты взяла? Документов при нем не обнаружено. А в новостях говорилось, что он не успел сказать ни слова ни тебе, ни мотоциклисту, который его обнаружил.
Валери перешла на шепот:
— В том-то и дело, Эм, — он успел кое-что сказать. И не только сказать. Он передал мне письмо для тебя.
— Письмо? — Амели, наоборот, голос повысила. — Для меня?
— Он сказал, что должен был доставить письмо ее высочеству герцогине Лангедокской. Ты знаешь здесь других таких герцогинь?
