— Что? И плетеных сандалий не видела?
— У нас застежки другие, — промямлила в оправдание.
— А ложки те же? — она приподняла бровь.
— Ага. И миски. И поесть любим так же.
— А работать?
— Кто ж любит, но ведь надо, — отшутилась. — Без труда и рыбку не вынуть из пруда.
— Верно. Тогда ешь и за работу… — Тиаса уже сняла дурацкую мочалку с лица и выглядела как обычная пышногрудая женщина. Не красавица и не уродина, чуть грубоватая, любящая пошутить. По правде, было любопытно узнать о ней больше, но я решила не наглеть.
Вкусную бобовую похлебку съела быстро.
— Спасибо. Помочь посуду помыть? — спросила.
— С двумя мисками сама справлюсь, а вот с лозами придется повозиться…
С лозами мы не просто повозились, а намучились. Во всяком случае, я с непривычки.
Притащив мешки в комнату, принялись очищать гибкие ветки от листьев.
— Как звать? — наконец-то спросила моя спасительница.
— Лена.
— Глена? Красиво. Родовито.
— Обычное имя, — пожала плечом.
— Сама тонюсенькая, как тростиночка, бледненькая, ручки беленькие, только одежа непотребная.
— И сразу блудница?
— Или блудница, или ограбили и бросили. Лах его знает. Мне дела нет. А если будешь лениться…
— Не буду, — отрезала я, и мы продолжили работать.
Справившись с листьями, уложили голые ветви в большой чан, залили водой и поставили на огонь. Доведя до кипения, накрыли крышкой и отправились спать.
Готовя мне постель, Тиаса пробурчала:
— И все же странная ты. Даже про бороду не спросила.
— Если носишь — значит, так надо. Да и все мы со странностями.
— Ну-ну, и в ком из нас больше? — покосилась на меня. — Завтра рано вставать. Работы много.
Она постелила мне на втором этаже, а сама улеглась на самом верхнем — третьем.
Я сильно перенервничала, устала, поэтому вертелась на непривычно жесткой постели и то и дело вздыхала. С улицы доносились голоса, хорошо проникавшие сквозь плетеные ставни. Где-то совсем рядом перекрикивались соседи… Но я все-таки заснула
Глава 2
Утро началось со вчерашней сладковатой похлебки и половины лепешки, которую хозяйка дома великодушно разделила со мною. Потом сели очищать отмоченные стебли. Тиаса поначалу молчала, но когда поняла, что я не лентяйка, подобрела и принялась наставлять:
— Зажимай между крепежами чана — шкурка легко снимется, — и ловко продемонстрировала процесс, занявший не больше пары мгновений.
«Вот же надо терпения!» — вздыхала я, очищая прутик за прутиком. Что иначе в плетении нельзя — уже поняла. А чего стоила переборка прутьев, заготовленных ею ранее!
— Отбирай по толщине комля…
Я старалась. Сначала выбирала самые толстые, потом чуть тоньше, потом еще тоньше. Всего на пять кучек. В шестой оставались ветвистые прутья.
Мои нежные руки покрылись ссадинами и занозами, но я не жаловалась и терпела, понимая, что пока иного пути нет. Да и кому я тут нужна? Повезло, что на меня наткнулась Тиаса, а не насильники или работорговцы. Страшно подумать, что тогда было бы.
Когда перебрала, мне вручили метлу, чанчик с водой и тряпку — и я взялась за мойку полов. Настолько старалась, что даже не заметила, как к нам зашел заказчик. Лишь когда раздалось многозначительное покашливание, вскочила и натолкнулась на противного, напыщенного старикашку.
— Здрасьте, — смущенно выпалила, разглаживая кусок тусклой рыжей тряпки, служившей мне туникой.
Старикан с мешками под глазами, жидкими волосенками, но в добротной одежде оглядывал меня пристально, медленно, с ног до головы.
— Не знал, что у тебя есть родня, — изрек он каркающим голосом, бросил монету на стол и ушел, потребовав, чтобы скорее заканчивали плести заказ. Как только остались одни, Тиаса спросила шепотом:
— Видела, как смотрел?
— Не поклонник, а мечта, — съязвила я.
— Зато господин Хьесет может взять тебя в услужение. Будешь ходить в богатой одежде, есть вдоволь, — она говорила серьезно, но в глазах блестели озорные огоньки. Испытывала меня, как пить дать.
— И спать, да? — поддела.
— Угу, на мягкой перине.
— С ним в придачу?
Мы рассмеялись.
— Не пожалеешь потом?
— О таком-то счастье? — хмыкнула я.
После моих слов Тиаса задумчиво потерла подбородок.
— Кажется, где-то все это время и впрямь жила моя родня, — улыбнулась она, намекая, что мы мыслим одинаково. — Если бороду приладить — даже сходство появится. Правда, она тебе не пойдет.
— Почему же? — деланно возмутилась я. Мне сие «украшение» не нужно, но ведь в молчании работать скучно.
— Ты на мужчину не сойдешь даже со спины — сразу раскусят, поэтому за город ходить не будешь, а то всякое может случиться.
— И ты от того всякого носишь бороду?
— А ты думала, ради удовольствия? — фыркнула хозяйка дома. — Большого мужа обидеть сложнее, чем большую женщину, — и подмигнула.
— А что, разбойников много? Как вечереет — лучше дома сидеть? — насторожилась я.
— После войны с Апатами и сытость ушла, и благополучие, — грусть легла на ее круглое лицо. — Златокрылы лишили нас своего покровительства, перестали бороздить небеса, усаживаться на постаменты — и сразу же у соседей появились притязания на наши земли.
— Златокрылы? — не поверила я ушам.
— Ага. Божественные драконы-защитники, — с придыханием подтвердила Тиаса.
Всю дорогу гадала: зачем нужны эти огромные, высоченные Т-образные насесты, царапавшие небо? Но представить не могла, что для крылатых ящеров. Или шутит? Но она чинно продолжала рассказ:
— Раньше они летали над Лагсарном, и каждый гость, каждый враг Лагеарнии знал, что у нас есть несокрушимые защитники. Но тизар Идар промотал казну, отказался выплачивать храмовнику пожертвования для их пропитания. Потом начал завидовать драконьему заклинателю, ведь люди уважали его больше… — Она запнулась. — Поговаривают, что тизар и заклинатель принесли себя в жертву в драконьем храме. Но что же это за жертва, если после нее златокрылы перестали появляться? Худое там произошло…
Я не верила. Драконы?! Нет, не может быть! Тиаса же, оценив мое удивление по-своему, предупредила:
— Но об этом помалкивай. Если услышишь плешивых проповедников, голосящих, что тизары прогневили златокрылов, или, наоборот, что могут обойтись без помощи заклинателя — обходи стороной. Рядом с ними всегда солдяги. Сцапают — и все.
