— А вы меня не разыгрываете? — хлопая ресницами, с затаенной надеждой посмотрела на суровое лицо незнакомки. Вдруг она сейчас улыбнется, скажет: «Наконец-то, дошло!» — и все разрешится.
— И верно, с горя ополоумела! — вздохнула спутница и покачала головой. Погоняя осла, она неразборчиво брюзжала что-то под нос, но само то, что заботливо уложила меня в телегу, а сама шла пешком, говорило, что странная женщина, судя по всему, с фальшивой бородой не такая уж и злюка.
Дорога поднималась в гору, и когда мы забрались на холм, окончательно поняла: случилось что-то странное, необъяснимое, и моей счастливой жизни в Гремячинске пришел конец, потому что на высоком, скалистом холме высился чудный античный город.
Спутница, оценив мое вытянутое лицо, не стала задавать вопросов. Снова вздохнула и погнала ослика по длинному и широкому мосту, протянувшемуся над ущельем.
«Нет-нет! Это не декорации! Слишком большой размах. Тогда глюки!» — потрогала голову. Может, в обмороке лежу. Тут спутница демонстративно приложила к моему лбу, слетевшую прежде холодную мокрую ткань. Но даже от стекавших за шиворот прохладных струек воды я не пришла в себя.
— О родных чего-нибудь помнишь?
— Все в Гремячинске, — обреченно ответила и расплакалась. Я, конечно, жила в глуши, но что себя обманывать: две луны, странное солнце, приближающиеся стены города, ослеплявшие белизной, огромные городские ворота, поражающие размером и толщиной шипов, украшавших ее поверхность… — подталкивали к мысли, что, возможно, из-за кольца перенеслась в очень даже странное место. Коря себя за любопытство, я перечисляла названия известных городов, но бородатая спутница все больше хмурилась. А потом, стянув фальшивую бороду, привязанную веревочкой, почесала подбородок и вымолвила:
— Лах с тобой! Но у ворот молчи, как немая, или пеняй на себя! А будешь лениться
— катись на все четыре стороны! — она протянула мне какую-то коричнево-бурую тряпку похожую на шаль и велела прикрыться.
Мы медленно подъезжали к страже, стоявшей у огромных, окованных железом ворот.
Четверо мужчин в широких штанах, заправленных в сапоги, рубахах, кожаных доспехах с металлическими заклепками, мечами и копьями подозрительно разглядывали меня, и я так испугалась, что и без наставлений женщины не смогла бы вымолвить ни слова. Особенно, когда один из них спросил хриплым голосом:
— Это кто?
— Родня, — ответила спутница.
— Чего ж не бородатая? — усмехнулся страж.
— Дык, поди, в другом месте гуще… — начал было пошлить худой весельчак, стоявший за его спиной, но после толчка рослого сослуживца замолк.
— Гляди, Ветис, с таким языком без зубов останешься. Горе-то какое: ни бороды, ни зубов, — не осталась в долгу моя «бородачка». — Но могу тебе паклевую подарить!
— Зато у тебя, как погляжу, все прилагается, — огрызнулся тот.
— Ты ему, Тиаса, мозгов подари хотя бы из пакли, — отшутились стражи и махнули рукой, что можно проезжать.
Мы поехали дальше. Я обхватила колени руками и удивленно всматривалась в мощеную дорогу и здешние дома. Высокие, обмазанные глиной, чаще всего трехэтажные, где каждый закуток кто-то занимал. На уровне крыш тянулись выцветшие тканяные пологи, затенявшие извилистые улочки от полуденного солнца.
Телега медленно ползла по не богатому району, походившему на грязный, пропахнувший чадом горелого жира, муравейник. Кое-где трепыхались на ветру голубые полотна. Когда пригляделась — увидела, что на них вышиты ни кто иные, как крылатые ящерицы.
«Ничего себе?! У нас на гербе мутировавшие орлы, у них драконы!» — отметила про себя. Пыталась особо не вертеть головой, чтобы не привлекать внимания, однако уже скоро за нами бежали дети, одетые в короткие штаны и рубашки, и кричали: «Тиаса, Тиаса! Кто это?!» Моя спутница в ответ корчила свирепое лицо и грозно рычала. Детвора с визгом разбегались, а потом снова так же окружала, и все начиналось сызнова. Мальчишки от девчонок отличались разве что длиной рубашек и косичками, а в остальном такие же забияки. Некоторые прикладывали к подбородку пальцы и пытались изобразить тяжелую походку Тиасы, но она совсем не обижалась.
Наконец, мы подъехали к ничем не отличающемуся от других дворику, свернули и оказались перед небольшими воротцами. Тиаса раскрыла их, и ослик сам вошел внутрь дворика.
Несколько особо любопытных мальчишек залезли на забор и теперь разглядывали нас сверху.
— Снимай обувку и иди босиком, иначе прослывешь распутницей, — тихо произнесла моя знакомая и раскрыла мешок с ветками, предлагая туда бросить сапожки.
Не привыкла я ходить босой по острым камушкам, но Тиаса не казалась мне злой или подлой, поэтому безропотно последовала ее совету. Однако, как только ступила на нагретые камни, ойкнула и запрыгала. И тут же послышались детские смешки.
Тиаса тем временем отворила деревянную дверь и вошла в узкий, темный проход. Я бросилась следом, лишь бы не стоять на раскаленном дворе и скрыться от любопытных взоров.
Сразу поразил запах, исходящий из темного нутра дома. Сладко-душистный, травяной.
«Наверно, она травница», — подумала. Угасающие сумерки едва очерчивали крутые ступени, уходившие вниз, и больше ничего не было видно. Я осторожно спустилась на одну и услышала:
— Стой на месте. Сейчас зажгу лампу!
Когда тусклый свет озарил помещение — увидела большую комнату с выступами и порогами в неожиданных местах.
— Чтобы чужаки запнулись, вбегая, — скупо пояснила хозяйка дома.
— А-а, — кивнула я и продолжила осматриваться. Небольшие окна занавешены плетеными ставнями. Такие же половики лежали на полу. Большой стол покрыт чистой домотканой скатертью. Лавка, шкаф с кухонной утварью. Все просто, аккуратно, чистенько. У другого окошка стоял пузатый, тяжеленный кувшин на ножках.
— А это что? — спросила. Так и не услышав ответ, обернулась. Изумленная Тиаса смотрела на меня исподлобья, внимательно изучая. Наконец она тихо вымолвила:
— Печь. Неужто и ее не знаешь?
— У нас другие печи, — спохватилась я и попыталась оправдаться. — Я даже готовить умею.
— Лашени? Вирду? Сови?
— Рыбный пирог, отбивные, супы и рагу, — парировала, полагая, что она испытывает: не лгу ли.
— Никогда о таком не слышала.
— А я никогда не слышала о том, что ты перечислила.
— На, — Тиаса бросила мне под ноги нечто, похожее на плетеные сандалии.
Сходу поняла, что они большие для меня, но ведь дареному коню в зубы не смотрят. Поэтому поблагодарила и принялась надевать их.
— Есть будешь?
— Буду, — я скромная, однако в меру.
Пока хозяйка дома в чудном кувшине грела еду, одним глазом поглядывала, как я повязываю сандалии. Не выдержав, положила ложку на стол и подошла.
