Степка даже не поняла, когда перед ней на столе появилось все, что заказывала!
Тарелка дымящейся ухи с большим куском белой рыбы заблагоухала на всю кухню.
Женщина протерла глаза. Запеченный фазан с румяной корочкой, обложенный яблоками возлежал на плоском блюде. А в деревянной тарелке лежали пять голубчиков, политые сметаной и пять пузатых вареников с жаренным лучком. Степанида сглотнула слюну. Понюхала каждое блюдо. Страшно есть.
Но голод оказался сильнее.
— Эх, была не была! — она схватила пыльную бутыль, налила щедро в граненный стакан тягучей темно-бордовой наливочки и пригубила, — м-м-м… нектар! Точно, дедова!
Степанида подкатала рукава свитера и набросилась на дармовые харчи. Ела и поражалась. Что сумасшествие бывает настолько многогранным! Надо же, она не только слышит голоса, видит то, чего быть не может, так еще и ощущает вкус и насыщение от блюд, которые разве что в памяти и могут существовать!
«А от чего я собственно с ума-то сошла? — думала она, уплетая угощения, — можно подумать, что Николая любила до беспамятства! — она фыркнула, — обидно конечно, что нашел себе деваху по-моложе… Но не так, чтоб нож в сердце и головой об стены стучаться!» М-да, сам факт замутнения разума был непонятен. «Надо будет в инете загуглить…» а потом вспомнила, что ее телефон с мобильным интернетом слопал чудище-Егорыч и приуныла.
Доела, вытерла льняной салфеткой руки.
— Спасибо, Лукерья, вкусно! — поблагодарила она, — точь в точь, как у деда!
— Ой, можно помекать, он умел стряпать! — фыркнула вредная Лукерья.
— Хочешь сказать, это все твоих рук дело? А в прочем не говори! — замахала руками, — Я спать пойду! Сил нет. Сумасшедшей быть, знаешь ли утомительно! — она встала и поковыляла в одну из комнат, в которой спала в детстве.
— Не туда, — пробурчала под ухом неугомонная Лукерья, — твоя опочивальня нынче та, что дед занимал!
— Ну уж нет! Я тебе что, принцесса на горошине? — ответила женщина, — я в свою старую комнату пойду!
— Ну-ну, — съехидничала охоронница, — не ропчи потом, что не пресекала!
Не выстужай — не выпускай тепло;
Привечать — приветствовать, здороваться;
Подсобить — помочь;
Не зреешь — не видишь;
Прикликаю — позову;
Сгораздится — сможет, сумеет;
Снесть — отнести;
Попотчует — накормит, угостит;
Безмолствует — молчит;
Осерчала — обиделась;
Помекать — подумать;
Стряпать — готовить еду;
Не ропчи — не жалуйся;
Не пресекала — не предупреждала
Глава 2
«Свежо придание, да верится с трудом»
Степанида заснула мгновенно. Вообще это странно. Она ведь сова. Работала в основном ночами, а отсыпалась днем, но видимо внутренние часы дали сбой. Не то от измены супруга, а не то от внезапного помутнения рассудка. Или и первое, и второе вкупе порядком ее вымотали.
Сон ей снился страшный. Словно идет она голая по ночному лесу, а руки и ноги опутали ветви, она едва идет, из последних сил перебирая ногами, а ветви все сильнее, тянут назад и воют на разные голоса:
— Помоги мне, помоги…
— Сволочь последняя…
— Ненавижу, тварь…
— Доберусь — убью!
— Помоги мне, помоги…
Степанида вскрикивает и садится на кровати. Но сон не выпускает из своих объятий. В тусклом лунном свете видно, как поверх одеяла черные извилистые ветви опутали почти всю кровать и подбираются к шее.
Вот тут Степанида заорала на всю мощь своих легких. Тут же загорелся свет. Она зажмурилась, но успела заметить, как черные ветви живо уползли под пол. Она заорала еще громче и вскочила на кровати, замотавшись в одеяло.
— Тише, тише, хозяюшка, — раздался ласковый голос Лукерьи, — я же вещала, лучше спать в дедовой…
— Что, что это было? Ты видела, ветки… — кричала Степанида, даже обрадовавшись, что «глюк Лукерья» при ней. Не так страшно.
— Видала, — согласилась Лукерья, — эх, пошли, хозяюшка, чаю тебе налью, самое время потолковать…
Сначала Степанида боялась наступить на пол. Внимательно приглядывалась, а не выглядывают ли ветви из щелей пола. А что? Явный такой сон был! И лишь убедившись, что нет ничего, прошмыгнула в кухню все в том же одеяле.
На столе уже стоял заварник с парующим носиком. Кстати грязной посуды после ее вечернего пиршества не было. Определенно — Лукерья полезный глюк! Женщина села, налила себе чашку чаю и сказала:
— Вещай, глюк!
— Будешь обзываться, ниче не вякну, — обиделась Лукерья.
— Ладно, извини, Лукерья, просто и ты меня пойми, тяжело быть сумасшедшей.
— Помешанной быть легко, — философски заметила Лукерья, — эт другим с ними тяжко…
— Наверно ты права… Так что ты мне сказать хотела? — Степанида отхлебнула чаю из старой чашки, — м-м-м, травяной, давно не пила такого вкусного… А можно мне еще наливочки дедовой? О! Спасибо!
— Я спозаранку имела охоту баять, но ты ослушалась, поперлась спать куда не нать…
— Так, а чего не нать? Там что? Комната Ужаса? В детстве мне там ничего похожего не снилось!
— По малолетству ты еще не была Сваятельницей, че им тебя трогать? — заметила Лукерья.
— Что за Сваятельница и кому им? — Степанида еще отхлебнула из чашечки, чувствуя, как успокаивающее тепло охватывает тело. Безразличие, даже можно сказать. Наливочка с чаем — неплохой коктейль!
— Сваятельница или Слагалица, Искательница Доли, Плетунья Счастья…
— Стоп-стоп-стоп, можно без синонимов, своими словами пожалуйста! — возразила Степка.
— Слагалица — это та дева, каковая отыскивает душам их пару! Слагает двоих во едино…
— Угу… Зачем? — поинтересовалась Степанида.
— Шо зачем? — удивилась Лукерья.
— Зачем лезть в чужую личную жизнь?
— Так… э-э-э… — явно потерялась Лукерья, — долг у тебя, повинность…
— Не-а, я никому ничего не должна, в кредит никогда не брала, так что нет, не мой случай!
— Н-но, так, спокон веков, безмужница из тваво рода стает Слагалицей…
— Так Сваятельницей, ты говорила!
— Да все едино! — начала выходить из себя Лукерья, — суть, что ты — теперича она!
— Почему вдруг я? Что, у меня родственниц мало? — Степанида допила чашечку и вторую смешала, — хорош напиток!
