Возможно, из-за этих детей Холли, давно уже потерявшая надежду иметь собственного ребенка, и продолжала неустанно заниматься своей профессией, которая давным-давно разочаровала бы менее преданного работника, и стоически выносила ежедневное столкновение с нищетой, которую трудно представить за пределами городского гетто.
В это непогожее осеннее утро Холли пила свой утренний кофе, просматривая папки с делами и готовясь к сегодняшним визитам, когда к ней подошел коллега.
— Кое-что новенькое, — сказал он, протягивая папку.
Холли взглянула на него. Его звали Кейт Кассиди.
Он был моложе ее. Пять лет работы в отделе выветрили у него юношеский идеализм, но, в отличие от Холли, он не нашел еще в себе корня сострадания, делающего жизнь работника социальной службы терпимой и наполненной. Кейт ненавидел свою работу и зондировал почву насчет повышения по службе, что дало бы ему возможность избегать контактов с клиентами и войти в администрацию. В данное время он был если не классный профессионал, то опытный работник. Он не любил своих клиентов, но боялся совершить ошибку в деле, что могло перечеркнуть все его надежды на повышение. Поэтому Холли доверяла ему.
— Что такое? — спросила она.
— Семья Сандберг, — сказал он, — подозрение на жестокое обращение с ребенком. Одна из соседок звонила четыре раза. Думаю, что это серьезно.
Холли заглянула в папку. Она была фактически пуста. Семья проживала в городе лишь полгода. В семье один ребенок девочка учится в первом классе. Мать, судя по документам, одно время работала кассиром и секретаршей. Отец в доме не проживал. По сведениям соседей, у матери был сожитель.
— Утром я звонил в школу, где учится девочка, — сказал Кейт, — девочка не посещает школу уже неделю. Они посылали ответственного за прогулы к ним домой, но там никого не оказалось. Материн наниматель говорит, что она уже месяц не показывалась на работе. В доме нет телефона. Соседка думает, что происходит что-то странное. Надо туда сходить и посмотреть.
Холли закрыла папку. Она знала, что сегодня ей предстоит побывать в десятке других мест, причем, в большинстве из них обязательно. Но что-то в этой ситуации в семье Сандбергов заставило ее заволноваться.
— Хорошо, — сказала она Кейту, — другие дела могут подождать. Идем.
Они поехали на старом, заезженном служебном седане в бедный квартал, где по данному адресу обнаружили полуразвалившийся блочный дом с крышей из дранки, к которому вела подъездная дорожка с остатками асфальта.
Он выглядел самым старым, самым бедным я самым мрачным жилищем даже в этом квартале нищеты.
Пока Холли звонила в дверь дома Сандбергов, Кейт разговаривал с хозяйкой соседнего дома. На звонок никто не отвечал.
В конце концов Кейт позвонил и вызвал полицию, патрульная машина приехала минут через десять, полицейские помогли взломать дверь.
Они вошли в дом и почувствовали отвратительный запах, смешанный из смрада пригоревшей пищи, табачного дыма и пива.
Холли прошла на кухню, открыла холодильник. Он был пуст, если не считать сморщенного яблока и пучка почерневшего салата.
Не было сомнения, что матери не было в доме довольно давно.
В сопровождении полицейского офицера и Кента Холли не спеша осматривала дом. Вид гостиной и спальни хозяйки ничего не говорил. Двуспальная кровать была не прибрана. На тумбочке у кровати стояла большая пепельница, полная окурков, рядом грязный бокал, пахнущий дешевым джином.
Шкаф для одежды был почти пуст. Создавалось впечатление, что мать, покидая дом, забрала большую часть своей одежды. И все-таки дом не казался заброшенным. Опытному глазу Холли были видны скрытые признаки жизни. «B доме кто-то бывает или живет», — размышляли она, бродя по комнатам.
Спальня ребенка подтвердила ее подозрения. Кровать была аккуратно застлана. На небольшом столике на металлических ножках лежали тетрадки. В углу стоял мольберт, на нем коробка дешевых акварельных красок. Несомненно, девочка здесь делала уроки до тех пор… До каких пор?
Наконец они спустились в подвал. Кейт включил свет, и под потолком зажглась лампочка без абажура. Здесь находилась топка, котел для нагрева воды и всякая рухлядь: старые коробки, стопка дров и сломанная лошадь-качалка.
— Никого здесь нет, — сказал Кейт, — мать, должно быть, забрала девочку и слиняла. Со своим приятелем, думаю. Идем отсюда.
На минуту они замешкались. Кейт без интереса поглядывал вокруг. Офицер нетерпеливо посматривал на часы. Холли колебалась. Она чувствовала, что что-то здесь неладно.
— Ну? — спросил Кейт, — чего мы ждем?
Холли приложила палец к губам, призывая его к молчанию. Затем она осторожно направилась к топке. Подходя, она услышала слабый шорох. Вначале она подумала, что это мышь. Она очень боялась мышей и остановилась.
Вдруг ей пришла в голову идея.
— Джил, — сказала она, — можешь выходить. Мы здесь, чтобы помочь тебе.
Снова раздался тихий шорох, робкое шевеление, на этот раз выдающее присутствие человека.
Холли заглянула за топку. Невольный вздох сорвался с ее губ.
За топкой сидела девочка. Она была в пижаме. На ногах не было ни носков, ни тапочек. Видно было, что она голодала. Она была грязная и истощенная. Светлые волосы слишком длинны и нечесаны.
— Все хорошо, дорогая, — сказала Холли, — теперь мы будем заботиться о тебе. Тебе будет хорошо.
Девочка посмотрела на нее опустошенным взглядом. Уже привыкнув к полумраку подвала, Холли разглядела на коже девочки синяки и рубцы от ударов. Сомнений не было, что это от длительного жестокого обращения.
— Меня зовут Холли, — сказала она, — Холли Флеминг. Рада с тобой познакомиться, Джил. Надеюсь, что мы будем хорошими друзьями.
Они вывели девочку из подвала. Полицейский офицер звонил по радиотелефону, пока Холли и Кейт обсуждали ситуацию. Ясно, они должны забрать девочку с собой. Попытаться связаться с матерью можно позже. В комнате девочки были видны следы пищи. Она наверняка выходила покупать хлеб и молоко на имевшиеся у нее деньги, пока они не кончились. В пакетике из-под крекеров почти не осталось крошек. Очевидно, девочка пыталась выжить в одиночестве.
На кухне висел календарь с перечеркнутыми датами. Судя по ним, мать уехала месяц назад. Тем не менее, девочка продолжала ходить в школу и три недели скрывала правду от учителей, пока, наконец, ее не оставили силы.
Глубоко, но по-детски она почувствовала отчаяние. Возможно, находясь одна в доме, она ждала смерти и, судя по всему, не доверяла учителям.
— Ты давно осталась одна, Джил? — спросила Холли. — Где твоя мама?
Девочка ничего не ответила.
— Что ж, мы отвезем тебя с собой, ты сможешь поесть и познакомиться с хорошими детьми. Давай-ка собираться.
У Холли комок застрял в горле, когда она сняла с девочки пижаму, чтобы переодеть ее в платье. Все тельце было покрыто синяками. Судя по распухшей грудной клетке, у нее было сломано одно или два ребра.
