Долговязый шестнадцатилетний Майкл совсем недавно оправился после очередного приступа болей в груди. Он бросился в кресло возле камина.
— Ну? — спросил младший брат, обводя взглядом комнату, заваленную платьями, туфельками и всевозможными побрякушками. — Я думал, ты уже успела собраться.
Мэри фыркнула:
— У Кейтлин было всего две недели; ты же понимаешь, что этого мало!
Кейтлин одарила брата хмурым взглядом:
— Вы явились нам мешать? Уверяю, нам и без того есть чем заняться, нежели развлекать вас всех.
Роберт рассматривал постель с наваленными на нее предметами туалета через монокль, который купил совсем недавно.
— Боже правый, женщина! Сколько барахла ты с собой берешь?
Кейтлин сердито сощурилась:
— А тебе обязательно пользоваться этой смешной штукой в глазу?
— Это очень модно, — твердо заявил он, хотя вид у него был не вполне уверенный.
— Возможно — для близоруких циклопов.
Мэри захихикала, а Майкл с Робертом громко фыркнули. Потом Роберт сунул монокль в карман и заявил высокомерным тоном:
— Лишь потому, что ты ничего не смыслишь в моде.
— Она как раз смыслит! — возразила Мэри. — Ты же видел, какие она сшила платья!
Кейтлин разгладила лежащее на постели голубое утреннее платье.
— Если нужно будет посетить все запланированные герцогиней развлечения, мне не хватит платьев! Но придется обойтись этими. Я всегда могу поменять накидку и туфли, тут пришить, там приколоть какую-нибудь мелочь, так что у меня каждый раз будет новый наряд.
— Кейтлин даже перешила свой старый костюм для верховой езды! — Мэри восхищенно погладила коричневый бархат амазонки, которую уже успели положить в дорожный саквояж. — Ты поможешь мне сшить такую же, когда вернешься?
Майкл рассмеялся:
— Куда ты будешь ее надевать? Мы тут можем прокатиться разве что на старой жирной кобыле сквайра.
Мэри презрительно фыркнула:
— Важно, какой всадник, а не какая лошадь!
— Ты тратишь целые часы, чтобы сшить костюм, который и наденешь-то раз или два за месяц?
Майкл, казалось, был поражен.
— Пусть, если костюм мне идет.
— Тщеславие — грех. Папа говорил нам это миллион раз.
— Тщеславие не в том, чтобы красиво выглядеть; тщеславие — это когда ты думаешь, что ты настолько хорош, что уже не важно, во что одет!
Так между Мэри и Майклом завязался спор, ставший более ожесточенным, когда Роберт и Уильям начали их подзадоривать.
Кейтлин ни на что не обращала внимания. Она уложила в саквояж расшитую блестками шаль, которую купила три месяца назад в Лондоне. Неужели это было так давно? События того времени казались ей полузабытым кошмарным сном.
Она смутно помнила балы и наряды гостей или великолепные блюда и городские увеселения, зато отчетливо помнила каждую секунду, проведенную в рискованном флирте с Александром Маклейном. Врезалось в память, как она позволила ему дать ей урок верховой езды. Она настояла, чтобы приличия ради с ними поехал один из конюших, но Маклейн легко и быстро отделался от него, то и дело посылая принести якобы оброненную перчатку или поискать шарф, который унесло ветром, хотя в тот день никакого ветра не было.
Щеки Кейтлин залил жаркий румянец, когда она вспомнила, что и сама дурачила слугу. В то время она думала лишь о том, как приятно чувствовать на талии сильные руки Маклейна, и томилась жаждой его жарких поцелуев и… Кейтлин прогнала воспоминания прочь. Те дни давно миновали и значили не более, чем тот воображаемый ветер.
Она заставила себя улыбнуться:
— Я сошью тебе костюм, когда вернусь. Можно взять синий бархат с твоей мантильи, а еще старую золотую пелеринку для похода в оперу, которую мама хранит в сундуке на чердаке. Цвета отлично сочетаются, и если мы пришьем шелковые цветы туда, где материал немного вытерся, никто и не заметит. Я проделала то же самое с одним из моих перешитых платьев.
Роберт хмыкнул, моментально оставив вид пресыщенного городского повесы.
— Вы хотите обмануть сливки светского общества, нашив там и сям цветков? Да они тут же раскроют ваш обман.
Кейтлин свернула шарф из темно-синего шелка и уложила его в саквояж.
— Им ни за что не догадаться. Раньше-то сходило! — Она положила в сундучок пару атласных туфелек рядом с другими. — Только три пары! Жаль, что у меня их так мало.
Уильям, который дожидался в дверях, приподнял брови, лениво подмигнув:
— Интересно, сколько пар туфель нужно, чтобы просто съездить в гости?
— Вообще-то это не просто поездка в гости, — возразила Мэри. — Это прием в замке настоящей, живой герцогини!
— Мне бы по крайней мере по паре туфелек в цвет к каждому платью. Но придется обойтись и так. — Кейтлин уложила в сундучок последнее платье и осторожно его расправила, прежде чем опустить крышку. — Я все жду, что войдет мама и сообщит, что она передумала.
— Она не передумает, — заметил Майкл тоном превосходства.
Кейтлин воззрилась на брата:
— Откуда ты знаешь?
— Подслушал ее разговор с папой. Мама думает, что на несколько коротких недель тебя хватит, чтобы вести себя прилично. Кроме того, ты уже неплохо поработала над собственным характером. За последние три месяца ни разу не устроила сцен. — Он вдруг ухмыльнулся. — А еще она надеется, что ты встретишь подходящего жениха.
Щеки Кейтлин вспыхнули.
— Я не хочу никого встречать!
Ей всего-навсего нужно восстановить честь семьи и доказать родителям, что она усвоила урок и больше не совершит столь ужасной ошибки.
Но если честно, ей не давала покоя одна мысль. Просто в бешенство приводила! Никто, кажется, ни капли не усомнился в порядочности Маклейна, а ведь он не меньше Кейтлин виноват в злосчастной судьбе Трионы. Если б он не интриговал так намеренно, она не удостоила бы его ни малейшим вниманием. Однако стоило им встретиться, как он принялся дразнить ее и осыпать язвительными замечаниями. Вот ей и не хватило выдержки, чтобы пройти мимо!
В одном она могла быть совершенно уверена: Маклейн в самом деле намеревался ее поцеловать, и он сам сказал ей об этом, когда они встретились в третий раз. Разумеется, она пролепетала какую-то глупость вроде «только попробуйте», и это стало началом конца.
Несомненно, их влекло друг к другу, поэтому Кейтлин бросало в жар и она мечтала о вещах, которые прежде ей никогда не приходили в голову. Один поцелуй Маклейна превратил ее в дрожащее желе, распаленное страстью. Еще хуже, что она пристрастилась к его поцелуям, как к шоколаду, и принялась с риском для себя искать его внимания, преследуя его почти с той же настойчивостью, с какой не давал проходу ей он сам. В результате оба едва не переступили опасную черту, за которой уже не было спасения.
