вяло кивал в знак согласия, но, судя по выражению лица, в словах своей избранницы был вовсе не уверен. Так и просидели около часа: Юлька баюкала её в объятьях, как мантру повторяя заклинание о жопе. А Андрей стоял рядом и молчал, высаживая сигареты одну за одной. А после они ушли, в окнах корпуса стали зажигаться огни и мелькать силуэты, и стало совсем тоскливо.
Всё это было вчера, а сегодня пока никто не приходил. Стрелки перевалили за четыре, на улице начало потихоньку смеркаться, окаменевшего тела Ульяна не чувствовала, и внутри продолжала вестись изнурительная борьба с готовым поглотить душу отчаянием. С полчаса назад звонила Зоя Павловна. В этот раз мамина подруга, очень занятой человек, главврач одной из московских больниц, смогла уделить Уле не больше минуты, обойдясь без ставших уже привычными рассуждений. Разговор начался с фразы: «Ульяна, мой источник сегодня отдыхает после ночной смены, но по состоянию на раннее утро данных о заметных сдвигах у него нет». А закончился брошенным второпях: «Давай так. Если информация о чёткой динамике у меня появится, я наберу. Если не звоню, значит, сообщить мне нечего». И теперь Уля сидела, согнувшись в три погибели и силясь понять, отказалась ли только что Зоя Павловна от обещания регулярно докладывать о состоянии Егора или же таким образом осторожно предупредила о необходимости морально готовиться к тому, что звонок может раздаться неожиданно.
— Как Анька и сказала, ты здесь.
Передёрнувшись, Ульяна заставила себя оторвать от обветренного лица замёрзшие руки и разогнуть затекшую спину. Накликала. Вот сейчас ей для полного «счастья» не хватало исключительно и только Стрижова. Повернула голову и уставилась на нарушителя своего неспокойствия, молча вопрошая, что он тут забыл.
— Что ты смотришь на меня, как на врага народа? — театрально накуксился Вадим. — Я, между прочим, здесь с благими намерениями.
«Еще один… С благими…»
Надо полагать, по лицу её читалось, что она не поверила ему ни на секунду. Чуть помолчав в ожидании реакции и никакой не дождавшись, Стрижов всё-таки решил объясниться.
— От Самойловой я в курсе, — отвечая на Улин немой вопрос, без охоты признался он. — Звонил ей доложить, что на Рыжего в «Тоннах» налетел, она ж искала. А она в ответ меня огрела, блядь, новостями. Я охуел, конечно… Где стоял, там и сел. Вроде не со мной, а вся жизнь перед глазами пролетела…
— Что ты тут делаешь, Вадим? — просипела Уля, пытаясь не сломаться под напряжённым взглядом.
Честно говоря, меньше всего на свете ей хотелось продолжать с ним диалог. Но что-то в глазах Стрижа вынудило задать вопрос. Ульяна не заметила в них ни торжества, ни злорадства, ни желания надавить на больную мозоль — в общем, ничего, что могло бы подтвердить предположение о неискренности прозвучавших слов. В эту самую минуту она не ощущала угрозы.
— Да… — начал было Вадим, однако запнулся. Замолкнув, озадаченно почесал затылок, заозирался по сторонам. Выглядел он смущенным. Или растерянным. — Отцу рассказал, у него много где связи. Он договорился с главным тут о встрече. Вот, бабки привез, вдруг нужны на какие-то препараты там, операции. Не то чтобы много, личные, свободные, — пояснил он, пнув камешек мыском кроссовка. — Но меня вежливо послали. Сказали, делают, что могут, а деньги решают не всё.
— Так и есть, — роняя лицо в ладони, шёпотом отозвалась Уля.
«Не всё»
Кажется, приблизительно эту мысль Егор и пытался тогда донести до бухого, оплакивающего порванную цепочку и испорченную футболку Вадима. Вложил её в посыл о побрякушках и дерьме. Многое решают, определенно. Но не всё. Её так и не смогли впечатлить ни Вадимова крутая тачка, ни его цацки, ни широкие, дорого обходящиеся жесты, ни открытые для людей со средствами двери. Ну потому что банально всё — Любовь не купишь. Потому что веер платиновых кредиток не превратит тебя в действительно хорошего человека, не замаскирует гнильё, если оно в тебе имеется. Зловонный запах продолжит пробиваться через нишевый парфюм, и это амбре будут чувствовать. А ещё… Ещё ты можешь заработать хоть всё золото мира, но перед смертью всё равно оказаться бессильным. Она заберёт тебя, когда ей надобно.
— Я уж понял, — откликнулся Стрижов мрачно. — Мне жаль.
Послышался тягостный вздох. Такой, как если бы они сейчас стояли над гробом, а священник отпевал раба Божьего Егора{?}[В православных святцах нет святых с именем Егор. При крещении имя Егор трансформируется в греческое имя Георгий]. Резко выпрямившись, Ульяна в ярости уставилась на Вадима. Вроде ничего не сделал ей сегодня человек, даже деньги вон принёс, ни с того ни с сего забыв о былом. Но слушать сейчас вот такие вздохи, вот этот тон «за упокой»? Всё в ней негодующе запротестовало.
— Не надо раньше времени его хоронить, — испепеляя Стрижова взглядом, угрожающе прохрипела она.
— Да не хороню я! — горячо возразил Вадим. — Просто жаль, что так вышло. А ещё я хочу, чтобы ты знала, что я к произошедшему никакого отношения не имею. Мотик его я не трогал, хоть и помню, что сказал тебе, что спалил бы. Я сгоряча вообще много чего наболтать могу, но это не значит, что делать буду. И вообще, давно говорил Рыжему самому в нём не копаться, а в сервис сдавать.
Ясно. Вадим решил, что подвела старушка «Ямаха». Значит, Аня, сообщая ему новости, коснулась лишь сути, а в подробности не вдавалась.
— Мотоцикл был в порядке, — впечатывая озябшие пальцы в пульсирующие виски, обессиленно вымолвила Ульяна. — Он меня закрывал. От машины.
Стрижов глянул странно. Так, словно усомнился в словах. Рот его приоткрылся, но тут же и закрылся. А ей только и оставалось, что стойко выдерживать недоверчивый взгляд, сообщая в ответном, что бывает у людей по-всякому. Что теперь Вадим может своими глазами убедиться, что она имела ввиду, объясняя ему про вес людей в жизнях друг друга. Егор без раздумий поставил себя между ней и несущимся автомобилем, а она готова изо дня в день околевать на лавке под ветрами и дождями просто ради осознания, что находится рядом. Нет, ради того, чтобы ончувствовал, что она где-то рядом, как бы глупо для кого-то это ни звучало, как бы дико ни выглядело в чьих-то глазах. Она ведь ещё не на то готова… Просто не дают. Связали по рукам и ногам и не позволяют ничего сделать.
Наверное, убедительным вышел взгляд, потому что Вадим сдался.
— Охренеть, — протянул он, нервно поправив небрежно повязанный шарф. — Шансов у меня, короче, реально с самого начала не было. Так, что ли, выходит?
Уля
