будет.
Меньшиков от такого заявления опешил, на мгновение потеряв дар речи, а мятежный князь продолжил рассуждать:
— Твои люди мне понадобятся, чтобы закончить здесь. Нужно ненадолго задержаться, чтобы избавиться от Ивана, а затем можно будет воспользоваться твоим планом эвакуации, — озвучил мятежник свое решение.
Павел Андреевич смотрел на Романова и понимал, что все надежды на воцарение Виталия только что рухнули. Вместо того, чтобы спастись и после объявить, что не был замешан в делах англичан, попытавшихся убить цесаревича, или, что чуть хуже, но тоже бы сработало, взять наемников и выступить на стороне наследника престола, тем самым обозначив свое раскаяние и заслужив снисхождение императора, этот самодовольный индюк решил, что сейчас самое время добить щенка.
Британская армия не смогла, а родной дядюшка сможет!
Меншиков практически физически чувствовал, как все блестящие перспективы, прекрасные планы и надежды только что рухнули.
— Мои отборные, не задающие лишних вопросов наемники готовы кинуться в бой по первому вашему требованию, — с прежним подобострастием склонил голову Меншиков.
Романов кивнул так, словно происходящее было для него в порядке вещей, и с видом поистине императорским отправился знакомиться с командиром наемников, на которого указал Меншиков.
Однако дожидаться печальной развязки Павел Андреевич не стал — едва мужчины принялись бурно обсуждать цель операции, как Меншиков тихонько отошел в сторону, в сторону и… испарился со сцены.
Он не был совсем уж бесчестной крысой, но прекрасно понимал, что этот корабль тонет, а от его смерти вряд ли кто-то что-то выиграет.
Но Павел Андреевич был опытным и ловким политиком, а потому прекрасно знал, кто с удовольствием оплатит его услуги и за чей счет он сможет неплохо жить в Москве. Пусть и без титула, однако, ни в чем себе при этом не отказывая.
Список недоброжелателей у Российской Империи был бесконечным, осталось лишь выбрать более щедрого заказчика и вернуться обратно.
В конце концов, он же не участвовал в нападении на цесаревича, ну кто что сможет ему предъявить?
Лондон, Александр Мирный
С подходом морпехов дело пошло веселее. Наши ребята засели за техникой с магическими глушилками и самым классическим образом перестреливались с противниками. Я держал щит, пока Иван и Кирилл поддерживали бойцов магией. По идее оставалось просто вынести принца Генри, выдернуть пробку из надувного матраса, поддерживающего этот бесполезный остров, и отчаливать домой.
Делов, как говорится, на пятнадцать минут.
И тут внезапно князь Голицын, сидящий прямо на земле, откинувшись на колесо техники, и пытавшийся восстановить резерв, заорал:
— Атака с юга!
Я расширил щит на рефлексе и лишь после этого обернулся. С южной стороны из переулка на нас стройными рядами шли бойцы. Судя по отсутствию опознавательных нашивок — наемники, но очень дорогие наемники. У каждого имелся небольшой индивидуальный антимагический щит, о который разбились атаки переключившегося на нового врага Нахимова.
К нашему неприятному удивлению, у новой порции противников тоже нашелся свой маг, и он оказался весьма опытным бойцом. Зазевавшийся в запале атаки морпех, вышедший из-под укрытия антимагического щита, тут же оказался изрешечен своим же автоматом, зажившим собственной жизнью.
И вот я стоял посреди канонады выстрелов и магических техник и думал, как бы мне разорваться. Меня не покидало ощущение, что мы тут прям рок-звезды, и каждый хочет от нас оторвать кусочек. С одной стороны принц Генри начал теснить уже порядком выдохшегося Ивана. С другой стороны неизвестный маг принялся атаковать Кирилла, прикрывавшего наших ребят от атак.
Я прислушался к себе.
В обычное-то время было сложновато сосредоточиться и определить текущий уровень запаса магии, а сейчас мне казалось, что у меня вообще бездонный колодец внутри.
Но на меня не действовали блокираторы, и я должен был этим воспользоваться, пока нас не перемололи тупо превосходящим числом.
Война — это всегда огонь, в каком бы мире ты ни был.
Мой щит вспыхнул пламенем и расширился, испепеляя и отбрасывая противников от наших позиций. Наши парни получили краткую передышку, пока я орудовал мангалом, и Иван согнулся пополам, уперев руки в колени. Кирилл еще стоял прямо, но его откровенно пошатывало. Все-таки городской бой не для водной стихии, здесь техники трудозатратнее.
Плохо.
Я держал огненный щит, соображая, как вырваться из тисков и вытащить с собой всех бойцов.
Держал…
И держал…
И держал…
И держал бы еще, пока не поймал ошарашенный взгляд Голицына.
Я держал энергозатратную огненную технику, а магия не исчерпывалась. Почему?
Может быть, по той же прекрасной причине, почему блокираторы магии на меня не действовали?
Может быть, потому, что я открыл все доступные этому миру стихии?
Или потому что родился с таким даром, который здесь не умеют ни видеть, ни фиксировать, ни использовать? И все мои колдунства на грани были не чем иным, как работой по расширению собственного резерва?
Работой с десятой, легендарной стихией?
Наверное, пришло время узнать наверняка.
Я выдохнул, и щит огня распался на тысячи сияющих осколков, замельтешивших по всей площади. Силовая волна разошлась от меня во все стороны, сминая железо и камень, точно все вокруг было из бумаги.
Магия в моей крови пела и бурлила, просила огня и крови, обещала вечную жизнь и бесконечную силу.
Но когда всю жизнь война идет за тобой, заставляя подчас путать реальность с воспоминаниями, ты, в конце концов, или сходишь с ума, или учишься держать себя в руках.
Мир вокруг замер, вместе с людьми, ошметками тел и осколками камня и металла, крошечные частицы магии висели в воздухе, сияя, точно капли росы на свету.
В конце концов, я уже один раз умирал, хотелось бы для разнообразия пожить по-человечески.
Я выдохнул, и мир снова пришел в движение, а магия снова стала не видна моему глазу. Мы стояли посреди выжженной площадки, где от нападавших на нас не осталось практически никого и ничего.
— Русская свинья… — шипел принц Генри, выбираясь из-под обожженного остова бронированного автомобиля.
Сложно сказать, что именно Виндзору следовало бы благодарить за спасение своей никчемной жизни — то ли преподавателя магии, то ли кровосмесительные браки, коими грешили все европейцы без исключения, то ли завод-производитель автомобиля. Но принц остался жив, хотя и изрядно потрепан: одежда в подпалинах, лицо в копоти, руки била заметная дрожь.
— Ничему вас история не учит, — мрачно пробормотал я и щелкнул пальцами.
В воздухе материализовались ядовито-зеленые лианы. Они обвили попытавшегося отмахнуться от моей техники принца, затем в одно мощное движение выжали его, словно тряпку, досуха. Благородная британская кровь и прочие ошметки жизнедеятельности с неприятным звуком пролились на оплавленную брусчатку.
А пока
