Однажды вечером, сев поближе к Каролине, он сказал:
«Сударыня, мне стыдно говорить об этом, но ваш муж, тот, которому принадлежала ваша любовь, тот, кого ваш союз сделал обладателем такой очаровательной и такой чистой красоты, ваш муж предпочел вам женщину, которая не стоит вашего мизинца».
«Жюльетту? – ответила Каролина. – Вы неправы, сударь, она гораздо милее и красивее меня, я уже давно заметила то предпочтение, о котором вы говорите, и, хотя оно огорчало меня, я слишком справедлива, чтобы обижаться на мужа».
Эдгар поразился столь странному самоуничижению и принял за глупость то, что было всего лишь неведением.
«По правде говоря, сударыня, вы слишком скромны, вы себя недооцениваете, впрочем, как бы ни был господин Донзо поглощен этой малопонятной страстью, его честь не могла позволить ему ввести любовницу в дом жены».
Надо тебе заметить, хозяин, твоя сестра конечно же слышала, как в свете произносят слова «жена» и «любовница», но ты должен понять, что ей так и не удалось уяснить, что значит быть любовницей мужчины, ибо для нее быть женой означало только носить имя мужа, поэтому она спросила у Эдгара:
«Но как она была его любовницей?»
Вопрос был настолько ошеломителен, если бы Эдгар его понял, что он его не понял: он вообразил, что Каролина лишь сомневается в самом факте.
«Не стану скрывать от вас, сударыня, но я получил последние доказательства».
Поскольку Каролина смотрела на него все так же удивленно, он добавил:
«Простите мне признание, которое я должен вам сделать, но я застал их вдвоем».
«Боже мой! Да я сама сотни раз оставляла их вдвоем».
«Простите, – Эдгар начал терять терпение, – я краснею от слова, которое вынужден употребить, но я видел, как они целуются».
«Но он целует ее так же, как мой брат целует меня».
«Он говорил с ней на “ты”».
«Конечно, мой брат тоже обращается ко мне на “ты”».
Это превосходило все представления Эдгара о глупости женщин, и тогда, решив, что нечего церемониться с идиоткой, умственные способности которой его слегка огорчали, он сказал твоей сестре довольно грубо:
«Ладно, поскольку надо уж все вам сказать, я застал вашего мужа в постели Жюльетты».
«В ее постели? – вскричала Каролина. – Он лежал рядом с ней?»
«Да».
Она покраснела до корней волос и спросила шепотом:
«Без одежды?»
Эдгар, доведенный до крайности, рассмеялся:
«Оба, оба без одежды».
Каролина закрыла лицо руками, странное смешение мыслей, подозрений, сомнений взволновало ее, тогда как Эдгар, думая произнести лишь эффектную фразу, добавил:
«Итак, сударыня, покидая вашу постель, он отправлялся в постель вашей соперницы».
«Мою постель! – поразилась Каролина. – Да он никогда в ней не был, клянусь вам».
Теперь Эдгару все стало ясным. Его не удивило требование такой женщины, как Жюльетта, к своему любовнику, поскольку подобное требование – вещь гораздо более обыкновенная, чем ты думаешь, зато поразило послушание мужа, в которое он ни за что бы не поверил, если бы разговор с Каролиной не убедил его в том, что послушание было абсолютным.
Ты понимаешь теперь, хозяин, какой прекрасной добычей являлась Каролина для такого человека, как дю Берг. Красивые и непорочные девушки столь редки в наше время, что возбуждают желания любого распутника, кем бы он ни был, но женщина замужняя и девственная – это столь соблазнительно, что вскружит голову даже самому воздержанному мужчине, не говоря уж о дю Берге.
– Но это подло! – не выдержал Луицци.
– Э-э, хозяин, – снисходительно протянул Дьявол, склонив голову к плечу, – это же лакомый кусочек, тебе ли не знать, госпожа де Серни – прекрасное тому доказательство, неужели ты стал бы так страстно заниматься ее воспитанием, если бы она была женой своему мужу, добропорядочной матерью семейства, окруженной горластыми детьми, поблекшей от законного принадлежания мужу и материнства? Дудки, мой дорогой, ты и не взглянул бы в ее сторону. Тебя соблазнила пикантность приключения, а не только достоинства твоей любовницы, так нечего осуждать то, что сам проделал, да еще как мило.
– О! Я – это совсем другое дело! – воскликнул Луицци.
– Да, все вы так говорите: я – это другое дело. У всех находятся оправдания для того, что они осуждают в других, и каждый поступает совершенно чистосердечно. Что до тебя, хозяин, то ты не совершил ни одного плохого поступка (хотя ты совершил их предостаточно), чтобы не плюнуть, когда он совершался рядом, но кем-то другим, а не тобой. Эх! Кто тебе сказал, что у Эдгара дю Берга не было основательных причин, чтобы желать твою сестру? Кто тебе сказал, что если бы я захотел сделать из этой истории сентиментальный рассказ для литературного журнала, то не нашел бы способов заинтересовать тебя в подоплеке поведения этого человека, изобразив, как его пожирает любовь, которая сильнее его, и это будет правда, как он полон решимости защитить молодую женщину от бесчувственного брата, который покинул ее, и от возмутительного пренебрежения мужа, и это тоже будет правда, но от того, что я одену мой рассказ в трогательные и приличные выражения, суть поступка не станет менее осудительной и вызывающей, намерения этого господина останутся намерениями бесстыдного соблазнителя.
Убедившись, что Каролина на самом деле полна неведения, он вынужден был проявить величайшую ловкость, чтобы объяснить ей, чего он хочет. Очень просто попросить у женщины той же благосклонности, которую она оказывает собственному мужу, в данном случае женщина знает, о чем идет речь, очень просто попросить юную девушку о благосклонности, которую она не оказывала еще никому, поскольку она подозревает, что эта благосклонность представляет собой не что иное, как то, что делает ее девушкой, но просить женщину, которая уверена, что отдала все мужу, о счастье, смысл которого ей непонятен, – это очень трудное предприятие, хозяин, здесь нужен самый искусный мастер обольщения.
Поэтому борьба была долгой: сначала дю Берг поостерегся и не стал переходить в наступление; после того случайного объяснения, которое он дал Каролине, он быстро отступил назад и снова принял облик друга и защитника. Таким образом он обеспечил себе свободный доступ в дом Каролины. Твоя сестра, оставшись одна, без больших средств, без малейшего представления об управлении состоянием, доверила ему ведение своих дел: это давало ему право часто навещать ее, и поэтому Эдгар согласился. Он окружил ее заботой, ни одна слезинка не упала из глаз Каролины, чтобы он ее не вытер, каждое желание, сорвавшееся с ее уст, он с готовностью исполнял. Он был печален с ней, вместе с ней предавался надеждам, и когда он ясно показал ей, как одна жизнь может соединиться с другой во всех мелочах, смешиваться беспрестанно в каждом чувстве, в каждой потребности, в каждом желании, он сказал, что это и есть любовь, и Каролина, поняв, что ее никогда так не любили, ответила ему:
