единорогом. Зверь шел совершенно спокойно, мышцы перекатывались под его белой шкурой, как лягушки в масле. Копыта звонко стучали — и как-то странно блестели.
Он послушно дошел с ведьмой до самого центра площади, где она его отпустила, слегка шлепнув по крупу.
Единорог тихо заржал и помчался галопом по улице в сторону леса…
Матушка Ветровоск проводила его взглядом. За ее спиной бесшумно появилась нянюшка Ягг.
— Серебряные подковы? — тихо уточнила она. — Они же моментально сотрутся.
— И серебряные гвозди. Ничего, они прослужат достаточно долго, — сообщила матушка миру в целом. — И она никогда его не дозовется.
— Подковать единорога… — промолвила нянюшка, покачав головой. — Только ты могла до такого додуматься, Эсме.
— Я всю жизнь этим занималась, — сказала матушка.
Единорог превратился в точку на вересковой пустоши, а потом и вовсе канул в вечернюю мглу.
Нянюшка Ягг вздохнула, тем самым рассеяв чары — если они, конечно, были.
— Ну что, значит, все?
— Да.
— Пойдешь в замок на танцы?
— А ты?
— Понимаешь… господин Казанунда попросил меня еще раз показать ему Верзилу. По-настоящему. Понимаешь? Думаю, это из-за того, что он — гном. Эти гномы сами не свои до всяких земляных сооружений.
— Ага, сами не свои, — подтвердил Казанунда.
Матушка закатила глаза.
— Гита, веди себя подобающе своему возрасту.
— Ну, это совсем не трудно, — возразила нянюшка. — А вот вести себя на половину своего возраста — задача не из легких. Кстати, ты мне так и не ответила…
И тут матушка, к вящему изумлению нянюшки, Чудакулли и, вероятно, самой матушки Ветровоск, взяла волшебника под руку.
— Мы с господином Чудакулли собираемся совершить прогулку к мосту.
— Правда? — удивился Чудакулли.
— Как мило.
— Гита Ягг, будешь так на меня смотреть, получишь по уху.
— Извини, Эсме.
— Вот именно.
— Наверное, вам захотелось поговорить о старых временах… — высказала свое мнение нянюшка.
— Может быть, о старых. Может, о других.
Достигнув леса, единорог не остановился — он продолжал мчаться вперед и вперед.
Под мостом бушевала река Ланкр. Нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Вернее, можно — но зачем, если есть мост?
Чудакулли бросил камешек. Некоторое время спустя раздался тихий «плюх».
— Все когда-нибудь где-нибудь случается, — сказала матушка Ветровоск. — Тот паренек-волшебник, что приехал с тобой, о том же говорит, только много всяких мудреных слов вокруг наворачивает. Кстати, умный юноша — если бы еще видел то, что находится прямо у него под носом…
— Он хочет задержаться тут еще на чуть-чуть, — мрачно откликнулся Чудакулли и швырнул в водную стихию следующий камешек. — Эти ваши камни словно заворожили его. И король на его стороне. Как тут откажешь? Король говорит, мол, у всех монархов — шуты, а у него будет мудрец — до такого еще никто не додумался.
Матушка рассмеялась.
— Да и молодая Диаманда скоро поправится, — туманно выразилась она.
— Что ты имеешь в виду?
— Так, ничего. Это касается будущего. Оно же может быть каким угодно. Все что угодно может произойти.
Она подняла камешек. Он упал в воду одновременно с камешком Чудакулли, последовал двойной всплеск.
— Как ты думаешь, — спросил Чудакулли, — а где-нибудь… у нас… все было хорошо?
— Да. Здесь!
Однако, увидев, как бессильно обвисли его плечи, матушка решила смягчить тон.
— И там тоже, — сказала она.
— Что?
— Я говорю о том, что где-то Наверн Чудакулли женился на Эсмеральде Ветровоск, и они жили, — матушка скрипнула зубами, — долго и счастливо. Более или менее. Как и все прочие.
— Откуда ты знаешь?
— Я воспринимала обрывки ее воспоминаний. Мне она показалась вполне счастливой. А мне угодить достаточно сложно.
— Но как ты?…
— У меня много умений.
— А она ничего не говорила о?…
— Она ничего не говорила! Она не знает, что мы существуем! И хватит вопросов! Неужели недостаточно просто знать, что где-то все было нормально?
Чудакулли попытался улыбнуться.
— И больше ничего ты мне не скажешь?
— А больше ничего нет. Ну, или почти нет.
Где все закончилось?[86]
А закончилось все именно летней ночью, когда влюбленные пары занимаются своими делами и лиловые шелковые сумерки окутывают деревья. В стенах замка, даже после того как праздник завершился, еще долго звучали веселый смех и звон серебряных бубенчиков. А с пустынных склонов холма доносилось лишь молчание эльфов.
1
Весьма почтенная корпорация, которая, по сути дела, является основным органом по наблюдению за порядком в городе. Причина этого заключается в следующем: Гильдия получила определенную ежегодную квоту (которая представляет собой социально приемлемый уровень воровских и разбойных актов и убийств) и взамен согласилась очень недвусмысленным, не подлежащим обсуждению образом приглядывать за тем, чтобы всякое неофициальное преступление было не только задушено в зародыше, но еще и зарезано, пристукнуто, расчленено и разбросано в многочисленных бумажных мешочках по всему городу. Это считалось дешевым и просвещенным подходом к решению проблемы (такое мнение не поддерживали только те недовольные, кто непосредственно был ограблен или убит и отказывался видеть в этом свой общественный долг) и позволило городским ворам распланировать среднюю воровскую карьеру, ввести вступительные экзамены и установить правила поведения, подобные правилам, принятым представителями других профессий, на которых члены Гильдии — поскольку разница была не так уж велика — вскоре начали походить.
2
«Принять на грудь» и «выпить» — синонимы. Разница лишь в количестве спиртного, разминувшегося с целью.
3
Причем вне зависимости от того, как на самом деле это понятие расшифровывалось (хотя для читателя поясним, что это есть право первой брачной ночи у феодала с любой невестой, имеющей несчастье объявиться в его владениях). За всю жизнь герцог так и не встретил человека, который удосужился бы объяснить ему, что это такое. Однако Флему вполне хватало того, что речь шла явно о чем-то неотъемлемом от статуса феодала. Кроме того, он знал наверняка, что штука эта нуждается в регулярном применении. У него даже имелось подозрение, что тут замешана эдакая огромная псина с длинной шерстью. Такой псиной он давно уже подумывал обзавестись и готовил себя к тому, что в лепешку разобьется, но обязательно найдет ей применение.
4
Дурностай — небольшое существо, чья черно-белая шкурка пользуется традиционным спросом в меховом производстве. Являясь более осмотрительным сородичем лемминга, этот грызун если и скидывается со скал, то только с надежной страховкой.
5
Написанных, к слову сказать, волшебниками, которые все до одного убежденные холостяки, и потому их
