Нуиноскэ, все это время сидевший на веранде, выказывал заметное беспокойство. Отношения между Осакой и Эдо, мягко говоря, были не из лучших. Почему Садо так рискует? Прямая опасность Садо, конечно, не грозила, но Нуиноскэ слышал, что Асано Нагакира, правитель провинции Кии, получил указание держать гору Кудо под неусыпным наблюдением. Если люди Асано донесут, что Садо тайно посетил Юкимуру, сёгунат заподозрит дом Хосокавы в вероломстве. «Настал мой час», — подумал Нуиноскэ.
Небо нахмурилось, налетел ветер, заморосил мелкий дождь. Нуиноскэ, пройдя через коридор, заглянул в комнату, где сидел Садо с хозяином.
— Пошел дождь, господин, — сказал Нуиноскэ. — Не пора ли нам в путь?
Садо немедленно поднялся и начал прощаться, благодаря в душе находчивость Нуиноскэ. Юкимура его не удерживал.
— Дай нашим гостям шляпы от дождя и проводи их до Камуро, — попросил он сына.
У ворот Садо поблагодарил хозяина дома за гостеприимство.
— До скорой встречи, — сказал Садо. — Мы можем сойтись и в дождь, и в ветреный день. Желаю доброго здоровья!
Когда Садо, Нуиноскэ и Дайскэ вошли в Камуро, они увидели связанного человека, которого везли на лошади. Лошадь вел монах в белом облачении. Заметив Дайскэ, монах окликнул его, но тот притворился, что не слышит.
— Тебя зовут, — сказал Садо, обменявшись с Нуиноскэ многозначительным взглядом.
Дайскэ больше не мог изображать, что не видит монаха.
— А, Ринсёбо! — произнес он. — Прости, я не заметил тебя.
— Я только что с перевала Киими, — громким взволнованным голосом сообщил монах. — Человека из Эдо, о котором нас предупредили, я увидел в Наре, и мы его выследили. Пришлось силой взять его. Он здорово сопротивлялся. Теперь осталось доставить его в Гэссо и заставить говорить…
— Что это ты болтаешь? — прервал его Дайскэ.
— О человеке, которого везу. Он — лазутчик из Эдо.
— Замолчи, болван! — зашипел Дайскэ. — Знаешь, кто со мной? Нагаока Садо из дома Хосокавы.
Ринсёбо тупо уставился на Садо и пробормотал:
— Хосокавы?
Теперь Садо и Нуиноскэ изобразили безмятежность на лицах. Дайскэ, отведя монаха в сторону, что-то зашептал ему. Он вернулся к гостям, и Садо сказал:
— Иди домой. Мы сегодня доставили вам много хлопот.
Они распрощались. Когда гости отошли достаточно далеко, Дайскэ обратился к монаху:
— Какой же ты глупец! Пора бы научиться прежде открывать глаза, а потом уже рот. Отец рассердится.
Человек в монашьем одеянии, конечно, не был монахом. Это был Ториуми Бэндзо, один из старших вассалов Юкимуры.
Гавань
— Гонноскэ!.. Гонноскэ!.. Гонноскэ!
Иори был безутешен. Он непрестанно повторял имя Гонноскэ, хотя почти не сомневался, что того уже нет в живых. Прошел день, за ним ночь. Иори брел, не разбирая дороги, словно в тумане. Ноги у него стерлись до крови, кимоно порвалось. Он то ругался, то, глядя в небо, кричал: «Я готов!» Порой его охватывала леденящая волна ужаса, потом ему чудилось, что он сошел с ума. Увидев в луже свое отражение, Иори успокоился — внешне он не изменился.
Иори очнулся на дне оврага и не мог вспомнить, что случилось накануне. Ему не приходило в голову вернуться в Конгодзи или Коягю.
Иори упал на колени и стал молиться, крепко смежив веки. Когда он открыл глаза, то увидел синюю полосу моря, блестевшую между горами.
— Мальчик, что с тобой? — раздался ласковый женский голос.
Иори невидящим взором посмотрел на двух женщин, которые появились словно из-под земли.
— Мама, с ним что-то случилось, — сказала неизвестная помоложе.
Вторая женщина подошла к Иори и, заметив кровь на его одежде, нахмурилась.
— Ты ушибся?
Иори отрицательно покачал головой.
— Он, похоже, понимает меня, — сказала она дочери.
Женщины расспрашивали Иори, как его зовут, где он родился, как он здесь оказался и о чем только что молился. Иори с трудом, но отвечал, и память понемногу возвращалась к нему.
Девушка, которую звали Оцуру, пожалела мальчика.
— Давай возьмем его в Сакаи. Он может нам пригодиться в деле. И возраст подходящий, — предложила она матери.
— Согласится ли он? — ответила мать, которую звали Осэй.
— Конечно! Пойдешь с нами?
Иори утвердительно кивнул.
— Вставай и возьми наши вещи.
Иори покорно тащил их и молчал, пока они не пришли в Кисива-ду. Здесь, среди людей, он разговорился.
— Где вы живете? — спросил он своих спутниц.
— В Сакаи.
— А где это?
— Рядом с Осакой.
— А Осака где находится?
— Отсюда поплывем на корабле, и ты увидишь.
— На корабле? — обрадовался Иори и рассказал, как несколько раз он бывал на переправе в Эдо, но никогда не плавал на корабле, хотя его родная провинция Симоса недалеко от моря.
— Доволен? — спросила Оцуру. — Только не зови мою маму «тетей». Ты должен называть ее «госпожа». Скажи: «Да, госпожа».
— Да, госпожа.
— Вот и хорошо. Будешь прилежно трудиться, со временем можешь стать помощником приказчика.
— А чем вы занимаетесь?
— Мой отец владеет кораблями.
— Как это?
— Он купец. Его корабли плавают по всему западному побережью.
— Подумаешь, купец! — разочарованно протянул Иори.
— Как ты смеешь такое говорить? — воскликнула девушка.
Мать отнеслась к замечанию Иори поспокойнее.
— Он, верно, считает, что купец — это торговец сладостями или мануфактурой, — предположила Осэй.
Врожденная гордость купцов Кансая взяла верх в Осэй, и она пустилась в рассказ о том, что у ее отца были три огромных склада в Сакаи и десятки судов, он имел свои конторы в Симоносэки, Марукамэ, Сикаме. Услуги, которые ее семья оказала дому Хосокавы в Кокуре, были столь велики, что корабли отца получили официальный статус при доме Хосокавы. Отцу Осэй пожаловали право носить фамилию и два меча, подобно самураям. В западной части Хонсю и на Кюсю каждый знает Кобаяси Тародзаэмона из Симоносэки. Во время войны у Симадзу, Хосокавы и других даймё не хватало кораблей, поэтому отец Осэй выполнял важную роль военачальника.
— Простите, я не хотел вас огорчать, — сказал Иори.
Мать и дочь рассмеялись.
— Мы не обиделись, — сказала Оцуру, — просто мальчику твоего возраста не пристало поспешно судить о вещах, в которых он не разбирается.
