В лесу Древа Желаний почти не осталось магии, и ее усилия как-то улучшить положение были равнозначны стремлению одолеть гнилостный запах застойного болота с помощью капли ароматического масла. Аналогия возникла сама собой, и Ведунья недовольно поморщилась: если это так, то вся ее жизнь была прожита понапрасну.
«Нет, — сказала она себе, — я выстою, я не сдамся, не уступлю отчаянию».
Сидхи давно ушли, а без них земля стала бесплодной и унылой. Но ведь магию, некогда процветавшую в этой стране, создавали не только сидхи. Они лишь приручали ее. Магия же жила в сердцах всех тварей и существ, а более всего в душах людей. Деяния любви и самоотверженности, героизма и долга — все они укрепляли и усиливали магию, питающую землю и деревья, разносимую ручьями и реками. Мать, поющая колыбельную ребенку, крестьянин, благодарящий поля за обильный урожай, влюбленные, застывшие в объятиях над рекой, герой, защищающий в одиночку деревянный мост… все они рождали магию.
К сожалению, случалось и противоположное. Злоба, зависть и себялюбие, мысли о мести и покорении, планы, рожденные жадностью и ненасытностью, убийства, грабежи и насилие ослабляли землю, истощали магию, нарушали гармонию. Варлийцы вовсе не были прирожденными злодеями, но самоуверенность и жажда власти лишали их способности видеть величие природы.
Горы казались им всего лишь грудами камней, из которых можно извлечь уголь, золото и серебро; леса служили источником древесины для зданий и кораблей. Их печи загрязняли небо черным дымом, каменные города становились рассадниками болезней, их бесконечная, неутолимая потребность в войнах и завоеваниях рождала океаны ненависти, отчаяния и горя. Подобно неистребимой туче саранчи, опустившейся на пшеничное поле, варлийцы поглощали, уничтожали магию мира, разъедая его душу.
Почувствовав прикосновение злобы, Ведунья быстро отогнала ее от себя. Нельзя допустить, чтобы их злость, их презрение, их ненависть укоренилась в ее душе.
— Они не ведают, что творят, — прошептала женщина. Словно дети, варлийцы понятия не имели о том, что разрушают.
Выбравшаяся из реки водяная крыса метнулась через полянку и, задержавшись на мгновение, чтобы взглянуть на человека, исчезла под кустом. Ведунья закрыла глаза, ища покоя, отдохновения от тревожных, сумрачных мыслей. Почти час сидела она у старого дуба, то впадая в дремоту, то вспоминая давно ушедшую юность, когда ей впервые явился дух Риамфады. Семилетней девочкой она собирала травы для матери, бродя по опушке леса Древа Желаний. Дух вышел из-за деревьев и заговорил с ней. Он предстал в образе молодого, светловолосого, красивого горца.
— Пойдем со мной.
— Нельзя входить в лес, — ответила она! — Это запрещено.
— Нам с тобой можно, Каретха,
— Проклятие ждет любого смертного, вошедшего в лес. Это знают все.
— Проклятие падает не на всех. Сюда входил Коннавар. Сюда входил Бэйн. Доверься мне. Идем.
Забросив за спину холщовый мешок с собранными травами, Каретха взяла его за руку и вошла в лес. Она до сих пор не понимала, что заставило поступить ее так. Мать всегда предупреждала дочь об опасностях, предостерегала против незнакомцев и их нехороших привычек.
Риамфада привел ее на небольшую полянку. Над пламенем костра висел медный котел, из которого поднимались струйки пара. Сладкий, приятный запах разносился над лужайкой. Этот аромат остался с ней навсегда. Риамфада сел на землю и сорвал маленький синий цветочек, потом показал его Каретке. Цветок увял, почти умер, лепестки его поблекли и потемнели у краев. Риамфада сжал пальцы и протянул руку. Девочка подалась вперед, пальцы разжались. То, что лежало на ладони, уже не было умирающим цветком, а превратилось в живое, насыщенное цветом, синим, как летнее небо, с белой, словно только что выпавший снег, серединой существо. Риамфада снова сжал и разжал кулак, и цветок исчез, точнее, превратился в небольшую серебряную брошку в форме цветка.
— Ловко, — сказала она. — Можно потрогать?
— Потрогай и можешь оставить себе. Девочка приколола брошку к платью:
— Очень красиво.
— Но видеть ее сможешь только ты.
— Почему?
— Потому что она волшебная и принадлежит только тебе.
— А она может творить чудеса?
— Еще нет. Но сможет.
— Когда?
— Когда я научу тебя всему, что ты должна знать. Каретха прикоснулась к броши. Она была теплая и словно живая.
— Ты живешь где-то здесь?
— Нет, я умер где-то здесь.
Ведунья улыбнулась, вспомнив, что тогда, в далеком прошлом, его заявление даже не удивило ее. Она опустила взгляд и поднесла руку к маленькой броши, украшающей полинявшее зеленое платье.
Воспоминания принесли облегчение.
Ведунья поднялась и взялась за работу.
Достав из бархатного узелка кристалл, она взяла его в руки и несколько раз повторила заклинание, которому много лет назад научил ее Риамфада. Освободив сознание от всего тяжелого и неприятного, женщина сосредоточилась на чистом и ясном: свежести воздуха, птичьих трелях, шуме листьев и шорохе трав. Она представила поток энергии, излучаемой солнцем, золотистый и оживляющий; поток энергии, исходящей от реки, ясный и светлый; поток энергии, льющейся от леса, целительный и зеленый.
— Я — сосуд, пустой и незапятнанный, — твердила Ведунья, ощущая, как сила природы наполняет ее.
Кристалл в руках становился все теплее и теплее. Его цвет менялся с белого на серый, с серого на черный. В нем появились и стали расти золотистые нити, похожие на стебли желтой травы. Они утолщались, набухали, пока не заполнили весь кристалл, превратившийся в нечто вроде слитка чистого золота.
С ее губ слетел усталый вздох. Ведунья встала и, выйдя на середину поляны, положила золотой слиток на иссушенную солнцем, пожелтевшую траву. Потом опустилась на колени и произнесла семь магических слов.
Кристалл засиял. Трава вокруг него набрала силу, окрепла, позеленела. Ведунья закрыла глаза. Магия кристалла растекалась по поляне, оживляя голубые цветы, и коснулась древних дубов.
Когда она открыла глаза, то увидела, что лужайка преобразилась, трава подросла и напиталась соками, деревья прониклись новой жизнью. Воздух наполнился сладким, медовым ароматом, а на водах реки запрыгали, искрясь, солнечные лучи.
Она легла на траву и провалилась в глубокий сон.
Во сне ей явился Риамфада. Он шел в тени каких-то незнакомых гор. То была страна редкой, изысканной красоты, наполненная магией: над широкими озерами кружили стаи птиц, в густом лесу и высокой траве жили звери.
— Где это место? — спросила она.
— Это дом, — ответил он.
* * *
Чайну Шаде хватило нескольких минут, чтобы проникнуться неприязнью к епископу Эльдакра. Через час он уже ненавидел его. Только Исток ведает, какие чувства наполняли бы его, если бы ему пришлось провести в обществе этого человека целый день.
