Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
– С каких пор вы носите этого дьявола у себя на спине, господин Ластоон? – спросил инспектор.
– С двадцати пяти лет. Тогда молодежь страдала общим увлечением, мы все были некроманты.
– Он имел для вас какой-то особый смысл?
– Тогда я был убежден, что к свету можно выйти, только пройдя через тьму.
– А в чем вы убеждены теперь, господин Ластоон?
– Что существует только один ад, тот, который создаем мы – люди.
Клаус Бауман подумал, что это высокопарное заявление без зазрения совести мог сделать любой убийца.
– Кто сделал вам эту татуировку?
– Я не помню, как его звали, с тех пор прошло больше двадцати лет. Один художник, который держал студию в Берлине, кажется, где-то недалеко от Дойчес Театра. Скорее всего, там его уже нет.
– Вы знаете каких-нибудь мастеров татуировки в Лейпциге?
– Да, некоторых знаю.
Клаус Бауман достал из пиджака маленький блокнот и ручку.
– Скажите мне имя и адрес самого лучшего.
– Это одна женщина по имени Брайт, фамилии я не знаю. У нее студия художественной татуировки на Карлштрассе.
– А почему у вас нет татуировок на руках и на плечах?
– Татуировки мне уже давно разонравились. Если бы я мог, я бы свел и эту. Временами мне хочется содрать с себя кожу.
Судебный медик с трудом удержался от улыбки. Обмакнув вату в какой-то вязкой жидкости, он потер татуировку в нескольких местах.
– Мы закончили, – сказал он.
Клаус Бауман открыл дверь амбулатории Института судебной медицины и попросил Густава Ластоона, чтобы тот подождал его снаружи на парковке.
Когда они остались одни, доктор Жезерих наклеил этикетки на пробирки с кровью, слюной и волосами и поставил их на металлический поднос.
– Вскрытие трупов дало не слишком много новой информации. Никто из девушек не ел в день смерти и не пил ничего спиртного. Во внутренних органах также нет следов отравления. Но у одной девушки мы обнаружили органические повреждения репродуктивной системы.
– У которой?
– Под номером пять. Вчера в секционном зале ее тело вы видели первым. Блондинка с голубыми глазами, – пояснил он, снимая латексные перчатки.
– Да, я понял, кого вы имеете в виду. Это одна из двух девушек, у которых мы не обнаружили никаких внешних повреждений или отметин.
Доктор Жезерих кивнул.
– Не так давно у нее была беременность на ранней стадии с последующим искусственно вызванным или спонтанным абортом.
– Нелегальный аборт?
– Не обязательно, он мог быть вызван угрозой жизни матери или нарушениями в развитии будущего ребенка. Все подробности будут изложены в нашем отчете о вскрытии, хотя, боюсь, мы не сможем определить причину аборта.
– А что вам удалось узнать по поводу яда, который их убил?
– Токсикологические анализы определили наличие в крови барбитуратов, но в таких количествах, которых недостаточно, чтобы вызвать смерть. Вместе с тем мы нашли молекулы, синтезированные из химических галлюциногенов, которые наводят на мысль, что они приняли или их заставили принять какой-то новый наркотик, смертельный в больших дозах.
– Новый наркотик-убийца?
– Весьма вероятно. Если его употребление распространяется среди молодежи, то в скором времени мы будем иметь еще какой-то клинический случай, который даст возможность проверить его воздействие на мозг.
На парковке Клаус Бауман увидел Густава Ластоона. Он стоял рядом со своим чоппером и держал в руке старую немецкую военную каску. Инспектора радовало, что кладбищенский гид вел себя смирно и послушно. Если бы он повел себя иначе, ситуация могла стать куда более сложной.
Густав Ластоон положил каску рядом с сиденьем мотоцикла.
– Вам известно, что все журналисты Лейпцига пытаются установить мое имя? – спросил он, как только Клаус Бауман подошел к нему.
– Не имею об этом никакого представления.
– Вам стоило посмотреть утренние программы по телевизору.
– Я приму это к сведению.
– Все уверены, что есть человек, который нашел трупы и позвонил на 112. Меня бы не удивило, если бы они назначили плату за мою голову.
– Вашего имени никто не узнает.
– Я бы не был в этом так уверен. Я все время думаю о том, что кто-то еще знает, что эта девушка звонила мне на мобильный и оставила мне под камнем тысячу пятьсот евро. Кем бы они ни были, они знают мой номер телефона, знают, кто я и где меня найти.
Клаус Бауман на мгновенье задумался, прежде чем заговорить:
– Если кто-то воспользовался им для того, чтобы вы нашли трупы и позвонили в полицию, я сомневаюсь, что они станут пользоваться им в дальнейшем. Не думаю, что вашей жизни что-то угрожает.
– Вы меня не успокоили. Зачем вы просили, чтобы я дождался вас здесь?
– Расскажите, что там за история с вашей племянницей?
Лицо Густава Ластоона заметно дрогнуло.
– Если вы говорили с моей бывшей женой, то должны понимать, что ей нельзя верить. Она алкоголичка, – ответил гид, стараясь сохранять спокойствие.
– Ваша жена здесь совершенно ни при чем. Мы нашли жалобу, которую она написала на вас в тот день, а несколько часов спустя забрала из-за недостатка доказательств для такого серьезного обвинения. Ваша племянница отказалась писать заявление, поэтому тогда вас не стали задерживать, – соврал Клаус.
Взгляд Густава Ластоона с упреком впился в глаза инспектора.
– Все было совсем не так, как она подумала, когда увидела, что я разговариваю с Гизелой. Пока я смотрел телевизор, девочка увидела коллекцию моих комиксов, и ей стало любопытно. Она взяла один из тех журналов с порнографией, которые вы видели. Когда я увидел, что она рассматривает, я подошел, чтобы забрать у нее журнал, и в это время вернулась моя жена, которая ходила за пивом. Она даже не дала мне объяснить, что произошло. Она разоралась, стала угрожать, что позвонит в полицию, если я немедленно не уберусь из ее дома, и бросилась, как сумасшедшая, обнимать ребенка, а девочка расплакалась и стала звать свою мать. Все это сплошное недоразумение, но жена помешалась на мысли, что я приставал к Гизеле. Я до сих пор иногда просыпаюсь ночью от страха, что моя бывшая жена лежит со мной в постели, как реинкарнация дьявола, изображенного у меня на спине.
Глава 23
Слова Туманности весь день не выходили у меня из головы. «Самый главный обман – это жизнь». Сказанные в чате, названном «Девчонки из выгребной ямы», эти слова имеют, пожалуй, глубокий и правдивый смысл. Это как если сказать, что жизнь совсем не то, что большинство о ней думает и, рано или поздно поняв свою ошибку, сознает иронию того, во что может превратиться существование человека, как тяжело дается нам каждый день жизни. Я не собираюсь философствовать на тему, которую сама не понимаю, я просто хочу сказать, что единственное, чего добилась наша цивилизация, – это усложнить жизнь в попытке замаскировать присущую ей жестокость.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
