— Мне подняться с тобой? — неуверенно спросил он.
— Нет, не сегодня. Извини. Завтра мне надо рано быть в офисе, предстоит тяжелый день. — Она наклонилась к нему и, положив руку на плечо, поцеловала. Это был долгий и горячий поцелуй. — Позвони мне, — прошептала она на прощание.
Уходя, Хайме чувствовал себя счастливым, но проклятый аудиторский склад ума не давал расслабиться. Ему не давало покоя дело Дугласа. Почему все так произошло? Может, Линда настаивала на его присоединении к группе катаров так же, как действует сейчас Карен? Схожесть отношений Дугласа с Линдой и его с Карен была очевидна. Была ли случайной их первая встреча в «Рикардо’с»? Интересовал ли он Карен лично или она действовала в интересах организации? Может ли случиться, что Карен захочет расправиться с ним так же, как Линда с Дугласом? Снова это ощущение опасности. Сильное как никогда. Да, Карен была опасна. А организация, в которую она его втягивала, могла быть во много раз опасней.
Хайме знал, что уже принял решение, и в этом не участвовали ни разум, ни здравый смысл; он слушал только сердце. И не мог поступить иначе. Он пойдет за Карен, куда бы она его ни повела, как бабочка на свет.
Пятница
27
— Мне очень жаль, шеф. — Соболезнования Лауры казались фальшивыми. — Может, эти люди тебе и не нравятся, но ты должен им ответить. Со мной они уже не хотят говорить. — С легким поклоном она передала ему список звонков. Выходя из кабинета, Лаура поторопила его: — Скажи, кому ты позвонишь в первую очередь.
Но Хайме не волновали ни звонки, ни какое-либо иное срочное дело. Только одно занимало его ум. Только одно срочное дело. Только один телефонный звонок. Карен.
Наступила пятница. Он звонил ей утром, но не застал, и это его беспокоило. Он оставил ей сообщение на мобильном телефоне и на офисном автоответчике. Не получив никаких вестей от нее, он спустился в юридический департамент. Там было пустынно, но он встретил одного сотрудника-юриста, который сказал, что не видел Карен все утро. Нет, он не знает, когда она вернется. Ее заместитель, должно быть, обедает. Хайме оставил записку на ее письменном столе: «Мисс Янсен, позвоните мне. Срочно. Хайме Беренгер».
Вторая половина дня была напряженной, длинной и утомительной. Телефон превратился в инструмент пыток. Он заставлял страдать, когда молчал, и буквально переворачивал сердце звонками. Еще хуже становилось, когда из трубки звучал не тот голос, которого он так ждал. Улица темнела, и тени поднимались все выше по зданиям на противоположной стороне улицы. Боже мой! А если она не позвонит и они не увидятся в эти выходные? Одна мысль о такой возможности убивала его. Хайме больше не мог сидеть на месте. Снова телефон.
— Господин Беренгер?
— Карен! — Хайме испытал ни с чем не сравнимое облегчение.
— Она самая. Вы хотели со мной поговорить?
— Я целый день ищу тебя. Где ты была?
— Защищала интересы корпорации на поле боя, а ты что делал?
— Думал о тебе.
— Корпорация вам за это не платит, господин вице-президент. Что ты думал?
— Я думал, что хочу присутствовать на собрании твоих друзей сегодня вечером. Если приглашение в силе.
— Оно в силе. Ты не представляешь, как я рада!
— Но у меня один вопрос.
— Нет, не сейчас, Хайме. Телефон для этого не самый лучший способ, как и записки, оставленные на столе. Я жду тебя у меня дома в семь.
Из телефона донесся звук поцелуя, затем молчание: она повесила трубку. Но Хайме это уже нисколько не волновало. Он чувствовал ее горячий поцелуй на своей щеке. Вечер мгновенно стал чудесным, сияющим, великолепным.
Хайме не знал, куда они поедут после семи часов вечера, но решил, что это неважно. Он пойдет куда угодно. Даже в ад. Но только вместе с Карен.
28
Это было здание на Уилшер-бульвар: покрытое белой штукатуркой, среднего размера, в два этажа высотой и грязноватое от непогоды и выхлопных газов. Хайме подумал, что с тем же успехом это мог быть медицинский центр или офис страхового агентства. Карен свернула с бульвара направо и въехала на парковку.
— Уже приехали, — сказала она с улыбкой, вытаскивая ключ из зажигания.
Выйдя из машины, Карен взяла Хайме за руку и неторопливо, почти прогулочным шагом, повела его к входу в здание. На стене рядом с дверью из непрозрачного стекла красовалась скромная бронзовая табличка: «Христианский Катарский клуб».
Они толкнули одну из створок двери и вошли внутрь. Интерьер напомнил Хайме приемную дантиста: несколько диванов, посередине — столик с кучей журналов, декоративные растения, на стенах — картины в простых рамках с изображениями заброшенных замков среди высоких скал.
За стойкой консьержа их встретила немолодая женщина лет пятидесяти.
— Здравствуйте. Привет, Карен.
— Привет, Роуз, — ответила девушка, радостно улыбнувшись. — Как дела? У нас назначена встреча с Дюбуа.
— Хорошо, спасибо. Да, он уже ждет тебя. Проходи.
— Роуз, познакомься, это Хайме. Хайме, это Роуз.
Они мило улыбнулись друг другу, но Карен прервала обмен любезностями и повлекла Хайме к одной из дверей.
Карен провела его по коридору, легко постучала в дверь одного из кабинетов, не дожидаясь ответа, толкнула ее и зашла.
— Добрый день.
В дальнем конце кабинета стоял письменный стол, в центре — журнальный столик, диван и кресла. Двое мужчин поднялись, как только они вошли: это были Петер Дюбуа и Кевин Кеплер.
— Здравствуй, Карен. Как поживаете, Беренгер? — Дюбуа улыбнулся, смягчая суровость своего взгляда.
— Очень хорошо, спасибо, Дюбуа. А вы?
— Прекрасно, — ответил Дюбуа, между тем Карен поцеловала Кеплера в щеку в знак приветствия. — Вы знакомы с господином Кеплером?
— Да, мы познакомились в лесу.
— Рад видеть вас снова, Беренгер, — сказал Кеплер, и они пожали друг другу руки.
— Давайте сядем и поговорим о том, что привело вас в наш клуб. — Дюбуа сделал приглашающий жест рукой.
— Карен утверждает, что вы хотели бы стать одним из нас, — задал вопрос Кеплер, как только они сели. — Почему?
— Ваша речь в лесу мне показалась очень интересной. — Хайме говорил медленно, по очереди глядя на собеседников. Такого он не ожидал и чувствовал себя так, словно впервые устраивался на работу. Он не был готов к подобному экзамену, но страстно желал сдать его и боялся потерять Карен в случае неудачи. Этого не должно произойти. Это была единственная причина, по которой он здесь сейчас находился, единственная и тайная. — На самом деле, — продолжил Хайме, — я мог бы принять многое из того, о чем говорилось, хоть мне и сложно поверить в некоторые вещи. Но я их не отрицаю.
