Слабый свет от экрана и ночника освещал красивые руки, лежащие на клавиатуре ноутбука.
Компьютер замер в ожидании пароля, и длинные пальцы напечатали, с силой ударяя по клавишам: «Архангел».
В почтовом ящике его ожидало много писем, но курсор выбрал сообщение, подписанное «Самуил», и единственный несовершенный палец — указательный на правой руке, ноготь которого был разделен сверху вниз на две половины наподобие копыта, — поспешно нажал на клавишу.
«Все твои инструкции были выполнены буквально. Через два дня зазвучат трубы избранных, и падут стены Иерихона в преддверии нашего штурма. Крестовый поход начинается», — гласило сообщение.
«Да благословит тебя Господь, Самуил. И да поможет он нашим братьям», — напечатал он в ответ, прежде чем подписаться: «Архангел».
Среда
2
Когда Хайме приблизился к окну, он и не подозревал, что через несколько секунд увидит ужасный лик смерти, и это зрелище изменит всю его жизнь.
Он только что поднялся из-за рабочего стола и стоял с чашкой кофе в руке у большого окна, которое, несмотря на затемненное стекло, позволяло веселым лучам солнца наполнять его кабинет.
На горизонте горы Сан-Габриэль к северу от Лос-Анджелеса сияли снегом, покрывающим самые высокие пики, странно контрастируя с тропическими пальмами, которые внизу на бульваре качались под порывистым ветром.
После целой недели пасмурных дней сегодня наконец-то выглянуло солнце. Мир вокруг перестал казаться старым и напоминал ребенка, готового сделать свои первые шаги. Это был сверкающий, обновленный мир, и Хайме подумал, что наслаждаться подобными минутами так, как сейчас, без телефона, совещаний, срочной работы, было роскошью, которую он редко мог себе позволить. Впрочем, как и просто стоять без дела у окна.
Лучезарное утро, и для полного счастья — тепло солнца и кофе. Что еще нужно, чтобы заново открыть для себя красоту мира за пределами этих стен из стекла, стали и мрамора?
И все же что-то было не так.
У него были все основания чувствовать себя вдохновленным и счастливым. Что же являлось причиной этого горького осадка в душе? Его личная жизнь? Его развод? Наверняка.
На бульваре движение машин возле универмага становилось все интенсивнее, их шум был похож на мягкое рычание. В небе несколько облаков лениво плыли по ярко-голубому полю.
«Такие же медленные, как мои мысли», — подумал Хайме, следя за ними взглядом, восхищаясь их сверкающей белизной и одновременно поднося к губам чашку с ароматным напитком.
Все началось внезапно. Сильный толчок потряс здание.
В этот момент сердце Хайме оказалась в горле, а кофе — на рубашке. Мысли проносились очень быстро, и ему показалось, что мир остановился. Раздался жуткий грохот.
«Боже мой, землетрясение! Сильнейшее землетрясение! — шептал он, лихорадочно придумывая, где бы укрыться. Стекла угрожающе дрожали. — Ведь здание специально укреплено, оно устоит, должно устоять. Господи, стекла!»
Он проклинал элегантный стол из стекла и от всего сердца желал, чтобы на его месте стоял надежный, деревянный стол, под которым можно было бы спрятаться от осколков в случае, если разобьются окна.
С трудом ему удалось добраться до центра комнаты. С полок начали падать книги. А ведь полки тоже стеклянные! Его взгляд упал на декоративные деревца, украшающие кабинет: их зеленые листья трепетали.
Внезапно все стихло, будто планета остановила свое вращение, и наступила тишина. Слишком быстро все закончилось для землетрясения.
Что-то необычное за окном привлекло его внимание.
Дождь из осколков стекла, переливающихся на солнце, падал на землю. Промелькнула какая-то тень.
— О господи, это же человек!
Ему показалось, что он разглядел серые брюки и белую рубашку.
Хайме с трудом подошел к окну, стекла в котором снова стали неподвижными. Высота здания и широкий карниз не позволяли ему разглядеть, что происходило внизу.
Снаружи в воздухе кружились, как в замедленной съемке, многочисленные листы бумаги.
Облака оставались на том же месте, а он вернулся к своей чашке кофе.
Постепенно оживали звуки. Сначала неясный гул, затем далекие крики. И вот, наконец, полицейские сирены.
Хайме поставил чашку кофе на проклятый им стеклянный стол и направился к двери, ведущей в приемную.
— Лаура? Ты в порядке?
3
— Я не советую совершать покупку. Думаю, это ошибка. — Карен Янсен говорила твердо, четко выговаривая слова, хотя и чувствовала себя как в пасти у льва. Ей было нелегко признать, что, как и все остальные, она боялась этого человека, и может быть для того, чтобы проверить свои силы и храбрость, искала ссоры с ним.
Из зала совещаний на тридцать первом этаже Тихий океан в то утро был виден удивительно отчетливо. Холмы, деревья, здания смазывали линию берега, но горизонт четко разделял голубизну неба и моря, делая цвета земли еще ярче. Однако в эти моменты пейзаж за окном мало кого интересовал.
Истинный спектакль, настоящая драма разворачивались за столом из красного дерева, на котором лежали ворохи документов, стояли бумажные стаканчики и чашки с кофе.
— Европейские законы, — продолжила Карен после паузы, нарушаемой лишь легким гудением кондиционера, — строги в отношении контроля коммуникационных компаний со стороны…
— Глупости, — резко, как боксер, наносящий удар, прервал ее Чарльз Уайт. — Вы, адвокаты, для того и существуете, чтобы обходить законы и создавать видимость легальности. — Мужчина поднялся со стула, надвигаясь на сидящих своим огромным ростом в метр девяносто и ста килограммами веса. — За это мы вам платим. — И, остановив выцветшие, окруженные темными кругами глаза на Карен, добавил, растягивая слова: — Я говорю, конечно, о хороших адвокатах.
