«Неужели же это едет граф Эрих? — подумала она. — Не может быть! Это было бы слишком скоро!»
Но вот всадник выехал на полянку, и Анна узнала Лагира, который возвращался на лошади, взятой накануне у пажа Амори.
Увидев его, герцогиня почувствовала глубокое сожаление, что она поторопилась вызвать Эриха.
«Граф сейчас приедет… Боже мой, что же произойдет между этими двумя храбрецами?» — подумала она и, поспешно надев на лицо бархатную маску, позвала камеристку.
— Сейчас подъехал синьор Лагир, — сказала она, — проведи его ко мне!
Марион вышла навстречу Лагиру и сказала ему:
— Доброго вечера, господин Лагир! Остались ли вы довольны лошадью пажа Амори?
— Очень доволен, — ответил гасконец, с удовольствием оглядывая стройную фигурку белокурой Марион. — Между прочим, я совсем забыл заглянуть ей в зубы. Сколько ей лет?
— Ей семь лет, господин Лагир. Амори очень любит ее и был очень огорчен, думая, что ему не придется видеть ее больше!
— Фи, дитя мое! — ответил Лагир. — Ты принимаешь меня за конокрада, кажется?
— Нет, но вы странно взяли ее взаймы.
Лагир подошел к камеристке поближе и, взяв ее за подбородок, сказал:
— А знаешь что, милочка? Ведь твои волосы не хуже волос твоей хозяйки, да и вообще ты такая…
— Да и вообще моя госпожа ждет вашу милость! — ответила девушка, насмешливо приседая и указывая Лагиру рукой на дверь.
— Ну что же, пойдем к ней, — сказал наш гасконец.
Когда Лагир вошел в будуар, герцогиня сидела в турецком кресле, подобрав ноги и опираясь на целую гору подушек.
— А, вот и вы, мой прелестный беглец! — насмешливо сказала она. — Издалека ли вы?
— О нет!.. — ответил Лагир, непринужденно кланяясь и нагибаясь, чтобы поцеловать белую руку герцогини. — Я только ездил в Париж за шпагой и кинжалом!
— Разве вам это так было нужно? — насмешливо спросила она.
— А кроме того, мне стало скучно. Ведь вы оставили меня совсем одного!
— Это правда, но…
— А главное, у меня остался неуплаченным один долг.
— Какой же?
— Я был должен удар шпаги некоему сиру Льву!
— Что это за сир Лев? — с видом глубокого безразличия спросила Анна.
— А это тот самый господинчик, который благословил меня ударом приклада по голове в деле на улице Каландр!
— А, так это он?
— Он самый. Насколько я знаю, он состоит на службе герцога Гиза…
Анна вздрогнула.
— И до безумия любит ваше высочество! — договорил Лагир.
Герцогиня вскочила и с криком отбежала в сторону:
— Что такое? «Высочество»?
— Разве я имею честь говорить не с ее высочеством герцогиней Монпансье? О, не бойтесь, ваше высочество! Я дворянин и умею быть благородным…
— Но позвольте…
— Когда нужно, я умею быть молчаливым. Тем не менее не скрою, мне пришлось сделать кое-какое сообщение этому сиру Льву, которого я видел в этой комнате через щель в дверях!
— Как? — крикнула герцогиня. — Ты осмелился, негодяй… — Но она тут же сдержалась и заговорила сухим, повелительным голосом: — Будем играть в открытую! Вы вылили питье за кровать и, вместо того чтобы спать, подглядывали?
— И подслушивал, ваше высочество!
— Значит, вы проникли в мои секреты?
— Более или менее.
— И сюда вы явились затем, чтобы продать мне свое молчание?
— Быть может…
Герцогиня презрительно смерила Лагира надменным взглядом и затем сказала:
— Бедные гасконцы из всего извлекают деньги!
— О нет, ваше высочество, в данном случае дело обстоит не совсем так! Разрешите мне представить вашему усмотрению небольшое рассуждение.
— Говорите.
— О каком именно молчании идет у нас речь? О тех событиях, которые произошли в этом самом домике?
— Конечно!
— Ну так вот, ваше высочество, прошу вас: забудьте первая о том, что здесь произошло, тогда забуду и я обо всем!
— Что вы хотите сказать этим?
— Я хочу сказать, что в этом самом доме ваше высочество связали меня необдуманной клятвой. Освободите меня от нее, и я буду нем как рыба!
— Да, — ответила Анна Лотарингская, — но раз вы посвятили в это сира Льва…
— О, не беспокойтесь, в этот час сир Лев, наверное, умер!
— Вы убили одного из самых верных моих слуг, да еще чуть ли не хвастаетесь этим! А кроме того, если Лев еще не умер, то он мог сказать обо всем… другим…
«Эге! — сказал себе Лагир. — Да тут, кажется, устроено целое сообщество пижонов, безнадежно влюбленных в красавицу герцогиню!»
В этот момент послышался топот быстро скачущей лошади.
— Боже мой! — в ужасе крикнула герцогиня. — Это Эрих!
— Какой Эрих?
— Да это… друг Льва! Бегите, спасайтесь! Быть может, он уже знает все!
— Тем лучше для вас, герцогиня, потому что тогда вам ничего не будет стоить доказать ему, что гасконец Лагир сущий болван, которого легко мистифицировать! Разрешите мне действовать по-своему, и все будет улажено!
* * *
Это действительно был Эрих; он вошел в комнату — бледный, готовый скрежетать зубами в муках невыразимого ревнивого бешенства.
— Здравствуйте, милый граф, — с улыбкой сказала ему герцогиня. — Вы очень быстро ехали, спешили? Ну, так присаживайтесь ко мне на диван!
— Я был очень удивлен, получив приглашение вашего высочества, — сквозь зубы ответил Эрих. — Я был уверен, что мои услуги не нужны больше!
— Господи, да как вы могли подумать это?
— Мне рассказывали, что у вас завелся новый слуга по имени Лагир.
— Вот как? Разве вам уже успели рассказать? Кто же?
— Лев.
— Разве Лев знает его?
— Вчера утром Лев свалил его ударом приклада по голове на улице Каландр, а сегодня вечером они дрались на дуэли, и Лев получил тяжелую рану.
— Как странно, что Лагир ничего не сказал мне об этом!
— Как? Разве вы видели его?
— Да, он здесь.
— Здесь?!
С графом сделался такой припадок бешенства, что он, задыхаясь, схватился за шпагу.
— Да что с вами, граф? — удивленно спросила его герцогиня.
— Ваше высочество! — с трудом выговорил Кревкер. — Я знаю, что я — только вассал… Конечно, расстояние, отделяющее нас… Я все понимаю… Но… но в тот день, когда вы насильно вырвали из моего сердца тайну любви к вам, вы дали мне этим право ревновать вас!
