Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 153
Время от времени Фрэнсис невольно задавалась вопросом, что общего между ними двумя. Порой, когда Лилианы не было рядом, она силилась вспомнить, в чем же сущность их дружбы. Но потом они снова встречались, улыбались друг другу… и все вопросы отпадали сами собой. Пускай Лилиана не такая интересная и не такая способная, как Кристина… Но нет, она очень даже интересная и очень даже способная – например, шьет не хуже модисток с Бонд-стрит: ей ничего не стоит распороть платье по всем швам и перекроить на другой фасон или, скажем, сесть в три пополудни с иголкой и тысячью жемчужных бисеринок и к вечеру успеть нашить все до единой на блузку, в которой она собирается идти в танцевальный зал. Фрэнсис часто устраивалась рядом и наблюдала за ней, неизменно восхищаясь ее уравновешенностью, спокойствием, безмятежностью, ее способностью уютно чувствовать себя в своей коже, такой тугой и гладкой. Одно ее присутствие рядом оказывало непонятное благотворное действие: ты ощущал себя комочком воска, бережно зажатым в мягкой теплой ладони.
Еще большей загадкой, конечно же, казался брак Лилианы. Всякий раз, когда мистер Барбер останавливался поболтать на кухне, Фрэнсис пристально в него вглядывалась, пытаясь отыскать в нем хоть какое-нибудь качество, роднящее его с Лилианой, но так ничего и не находила. Она попробовала еще раз расспросить ее про первую пору их знакомства, и Лилиана ответила, как прежде: у Лена были чудесные синие глаза, и с ним было весело… Вдаваться в подробности она явно не хотела, и Фрэнсис пришлось оставить эту тему. В конце концов, она тоже далеко не все о себе рассказывает. Как мало на самом деле они две знают друг о друге – да ничего практически! Еще шесть недель назад Фрэнсис и не подозревала о существовании Лилианы. А теперь постоянно ловила себя на том, что думает о ней, и всякий раз слегка удивлялась, прослеживая вспять всю цепочку мыслей, звено за звеном: на эту мысль навела вот эта, которая в свою очередь была вызвана вон той… Но все мысли неизменно приводили к Лилиане, с чего бы ни начинались.
Но женская дружба всегда такая, рассуждала Фрэнсис: чуть отпустишь удила – и понеслась. Если она время от времени невольно проявляет избыточную нежность – видно, в Лилиане есть что-то, возбуждающее такую нежность, вот и все. И если случаются моменты особой близости, почти любовной, так это ничего не значит, ровным счетом ничего. По крайней мере, Лилиану это нимало не беспокоит. Да, бывает, в глазах у нее мелькает сомнение, но она всегда тотчас же от него избавляется, весело рассмеявшись.
Порой Лилиана внимательно всматривалась во Фрэнсис, слегка прищурившись и наклонив голову набок, – словно чувствовала в ней какую-то загадку, которую старалась разгадать. Или вдруг заводила разговор о любви и браке, вроде бы самые обычные, но с каким-то неуловимым подтекстом… В подобные минуты Фрэнсис со страхом и тревогой осознавала, насколько все-таки ненадежна основа, на которой зиждется их дружба, и давала себе слово впредь быть поосторожнее, а потом снова теряла осторожность.
Уже наступил июнь, настоящее лето, и каждый следующий день был теплей и солнечней предыдущего. Мистер Барбер стал еще бойчее и развязнее, чем прежде: по субботам он уходил на службу с теннисной ракеткой под мышкой и всю вторую половину дня проводил в спортивном клубе, а по возвращении домой хвастался Фрэнсис набранными очками и своими отличными подачами, не взятыми соперником. Он завел обыкновение вечерами расхаживать по дому, выискивая разную мелкую работу – где что починить, подправить, наладить. Смазал все дверные петли, посадил на цементный раствор расшатанные плитки в холле, заменил прокладки в кране в судомойне, так что тот перестал капать. Фрэнсис не могла понять, благодарна ли она за помощь или, наоборот, раздражена непрошеным вмешательством в свои дела. Она и сама уже давно собиралась заняться отставшими плитками. Теперь каждый раз, когда мистер Барбер проходил через холл, Фрэнсис слышала, как он останавливается, пробует пол ногой и довольно хмыкает, словно восхищаясь своей работой.
Но его хозяйственный зуд оказался заразительным. Как-то утром в середине месяца Фрэнсис полезла в шкаф в коридорчике за мухобойкой, и оттуда вывалилась куча вещей. Вещи принадлежали братьям и хранились в доме повсюду, и Фрэнсис, ища что-нибудь в комодах или сундуках, привыкла прокапываться через исторические слои школьных фуражек, крикетных мячей, книг авторства Генти[12] и коробок с коллекциями минералов. Ну и что, теперь ей вечно мучиться? Братья никогда уже не вернутся. Фрэнсис собрала все, что нашла, и позвала мать. Целый час они разбирали и сортировали вещи, причем мать отчаянно упиралась на каждом шагу. Эти книги надо отдать в благотворительную организацию, верно? Ах, но вот эту Ноэль получил в качестве приза, там на форзаце написано его имя – неприятно думать, что какой-то другой мальчик будет держать ее в руках. Ну хорошо, хорошо. А эти ботинки? Может, оставим? Ладно, давай оставим. И боксерские перчатки, и телескоп, и микроскоп, и предметные стекла?
– Нам обязательно сейчас этим заниматься, Фрэнсис?
– Рано или поздно это придется сделать.
– Может, просто сложим все в сундук в подвале?
– Весь подвал забит отцовским барахлом. А что насчет этого альбома с марками, как думаешь? Наверное, стоит сходить оценить его. Вдруг часть марок можно продать…
– Фрэнсис, прошу тебя…
В конечном счете из затеи ничего путного не вышло. Они закончили, казалось, с еще большим количеством вещей, чем начали. Один маленький узелок собрали для жены викария, и какую-то мелочь – школьные значки, академический шарф – мать Фрэнсис, горестно тряся щеками, унесла к себе в спальню. Фрэнсис нашла модель корабля, которую Ноэль склеил в детстве и назвал ее именем, и к глазам у нее подступили слезы.
За обедом они почти не разговаривали, погруженные каждая в свои невеселые мысли, а после еды уселись у открытых французских окон. Мать положила на колени перевернутый поднос с бумагой, ручками и бутылочкой чернил на нем: она обещала написать несколько писем от одной из своих благотворительных организаций. Фрэнсис штопала чулки под мерный скрип и постукивание писчего пера, но через пятнадцать минут заметила, что звуки прекратились: мать задремала. Бросив чулок, Фрэнсис рванулась с кресла и еле успела поймать ручку, выпавшую из пальцев матери. Потом завернула колпачок на бутылочке и отставила ее подальше. Пока она стояла, вглядываясь в бледное, обвислое, беззащитное лицо матери, на глаза у нее снова навернулись слезы.
Ах, да что толку раскисать-то? Фрэнсис решительно смахнула слезы. Так, чем бы ей заняться сейчас? Штопка – дело хорошее, конечно, но лучше воспользоваться тем, что мать спит, и выполнить какую-нибудь грязную работу. Крыльцо давно пора подмести, вот что. Мать всегда страшно нервничала, когда Фрэнсис выходила со шваброй на крыльцо, где ее могли увидеть соседи, проходящие мимо по улице.
Но тут наверху заскрипели доски пола. Лилиана находилась в своей спальне. Она что, одевается, чтобы выйти из дома? Нет, не похоже. Такое впечатление, будто она стоит на месте, перенося тяжесть с одной ноги на другую. Чем же она там занимается?
Ознакомительная версия. Доступно 31 страниц из 153
