Но разве можно сравнить эту неприятность с тем, что он сам получил чудесное избавление по крайней мере на данный момент!
А также с тем, что он любит Лавелу.
«Я слишком стар, чтобы увлечь ее!» — одергивал он себя.
Но, вспоминая, как она ответила на его поцелуй, как она затрепетала в его объятиях, он чувствовал, она любит его.
Любит именно так, как ему хотелось, чтобы его любили.
Не за то, что он — герцог.
В тот миг, когда они молились вместе у алтаря, между ними возникла необычная близость, но он не понял сначала, что это любовь Это было совсем новое чувство, какого ему еще не приходилось когда-либо испытывать.
Вот почему он не распознал его сразу.
Эта любовь не была похожа на яростно бушующий огонь страсти.
На чисто физическое влечение, которое он чувствовал к Фионе и другим женщинам до нее.
Он знал теперь, Лавела обожает его, как и он ее.
В ней было все, что совершенно в женщине.
Он без всяких слов понимал, что она любит его не только всем сердцем, но и всей душой.
До настоящего времени Шелдон Мур не задумывался о своей душе.
Но теперь он знал: если он обладает ею, то она отдана Лавеле.
Засыпая, он подумал, что нет в мире человека более счастливого, чем он.
Одно лишь немного беспокоило — что скажет его семья?
Родственники скорее всего с неодобрением отнесутся к тому, что он женится на дочери викария из Малого Бедлингтона.
Герцог проснулся рано.
Его первой мыслью было немедленно заставить Фиону подчиниться его приказанию.
Он надеялся, что она покинет дом прежде, чем успеет пообщаться с кем-либо из прочих его гостей.
Однако он рассудил, что поскольку она оказалась в униженном положении, то вряд ли станет о чем-нибудь распространяться.
А впрочем, можно ли всецело уповать на сдержанность женщины?
Поэтому, вызвав камердинера Дженкинза, он велел ему разыскать мистера Уотсона.
Затем поручил мистеру Уотсону проследить, чтобы леди Фэвершем отправилась в Лондон первым же поездом, который остановится на частном полустанке герцога.
Домоправительница должна была упаковать все ее вещи.
После этого герцог решил не думать больше о Фионе. — Всего его мысли сосредоточились на Лавеле.
Теперь, в безжалостном свете дня, трудности женитьбы на ней, казалось, слетелись на него как хищные птицы.
Он беспокоился не о себе, а о ней.
Он слишком хорошо знал своих родственников.
Они ужаснутся, что он не женится на ком-либо равном ему по крови.
На той, которая сможет с достоинством занять положение герцогини.
А этого трудно ожидать от девушки, весьма редко покидающей деревню Малый Бедлингтон.
Они могли даже проявить к ней неуважение и грубость.
Герцогу были известны примеры, когда женщины, особенно преклонного возраста, притесняли и унижали молодую девушку.
С еще большим фанатизмом они способны отнестись к девушке, которую не могут уважать.
Всеми силами он уже был готов защищать Лавелу.
Если не от физической обиды, то от всего, что могло ранить ее душевно.
Он не хотел и думать о том, как пострадали бы ее доверчивость и благорасположение к людям.
Она всегда жила в атмосфере любви.
Она никогда не сталкивалась с завистью, враждой и злобой светского мира.
Герцог решил для начала постараться, чтобы никто не узнал о их чувствах друг к другу.
Это должно быть абсолютной тайной до тех пор, пока не завершится празднование Рождества и открытие театра.
Он хотел, чтобы гости видели в Лавеле прекрасного, очаровывающего всех своим пением ангела.
А отнюдь не местную девушку, которой удалось какими-то ухищрениями заманить герцога.
Поэтому он послал своего камердинера с запиской к горничной, прислуживавшей Лавеле, — передать ей, что он желает немедленно видеть Лавелу в театре.
Конечно, его требование будет воспринято однозначно: оно связано с участием Лавелы в постановке.
Герцог ждал ее в ложе театра.
Через пять минут она торопливо прошла через дверь, ведущую из дома в театр.
Она не сразу увидела его.
Он наблюдал, как она оглядывает помещение в поисках его.
Когда он заметил сияние в ее глазах от предвкушения встречи с ним, сердце в груди подпрыгнуло от радости.
Он очень нежно и тихо произнес ее имя, и она тотчас обнаружила его в ложе рядом с собой.
Она вскрикнула от восторга.
Импульсивно, не раздумывая, бросилась в его распахнутые руки.
Он прижал ее к себе.
— Это правда… действительно правда… что вы… сказали вчера… будто вы… любите меня? — пролепетала она.
— Я обожаю тебя! — с чувством произнес герцог.
Она улыбнулась.
— Когда я проснулась… я подумала, что этого… не может быть и что мне… это лишь приснилось.
— Со мной было то же самое, — сказал он.
Он целовал ее до тех пор, пока у обоих не перехватило дыхание.
— Теперь послушай, мое сокровище, — произнес он наконец. — Я думаю, было бы непростительной ошибкой — и ты наверняка думаешь так же — показать всем, как мы любим друг друга, до завтрашнего вечера.
— Да… конечно… я понимаю, — кивнула девушка. — Я хочу, чтобы все думали не о нас, а о твоей… музыкальной пьесе и поняли, какой… ты талантливый.
— Надеюсь, они так и подумают! — улыбнулся герцог. — А когда моя семья покинет дом и все остальные тоже уйдут, мы сможем подумать о себе.
Она одарила его улыбкой.
Сейчас она была еще прелестнее, чем представлялась ему, когда он думал о ней вчера перед сном.
— Я люблю тебя! — сказал он. — Я хочу все время говорить тебе об этом, но нам много еще предстоит сделать.
Лавела согласилась.
Затем уже другим тоном она спросила:
— Ты позаботился… чтобы никто не рассказывал о… том, что случилось… ночью?
— Я абсолютно уверен, — успокоил ее герцог, — а потому не думай об этом. Сосредоточься на репетиции с детьми.
— Да, конечно, — обрадовалась она.
Герцог вновь поцеловал ее.
— Нам обоим нужно быть очень, очень осторожными, чтобы никто не догадался о нашей драгоценной тайне. Но если ты будешь смотреть на меня так, как смотришь сейчас, нам не удастся скрыть ее!
