Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
– Будь готов к следующему вторнику, встретимся в клубе «Осенние колокола» в Шолоне.
– Дядя Чай, а можно взять с собой моего друга Рене? Он тоже давно мечтает стать партизаном.
– Хорошо, если ты за него ручаешься. Но только одного! Двоих я переправлю.
Когда я вернулся домой и увидел играющую с куклами и игрушечным дворцом Софи, до меня стало доходить, что всего через несколько дней этот уютный, домашний мирок, в котором я вырос как у Христа за пазухой, будет потерян мною безвозвратно и навсегда. Ну и пусть! Но мне стало не по себе, в душе поселилась смутная тоска. Из своей спальни, где глухо бормотал транзистор, вышел, пошатываясь и почесываясь, дядя Нам. Кажется, он опять накурился опиума. Увидев меня, он прохрипел севшим голосом: «Скоро вашим партизанам крышка!», прошел сквозь раздвигающиеся стеклянные двери на террасу в патио и растянулся там, на шезлонге, в багровых лучах заходящего солнца.
Я пробрался в его комнату и, пристроившись на ковре, подкрутил громкость, чтобы было слышнее. Как водится, это были фронтовые сводки. Товарищ Зиап упорно бросал революционные войска на Ханой и Хайфон, пытаясь прорвать треугольник французской обороны. Сначала двум дивизиям Зиапа, спустившимся с гор, вроде бы удалось разрезать французский клин и занять высоты к северу от Ханоя, но потом тяжелые бомбардировки с воздуха рассеяли партизан, отступавших в джунгли. Недавно присланный из Парижа генерал де Латтр распорядился применить напалмовые бомбы, предоставленные США. Дышавшие непримиримой угрозой джунгли, окутанные враждебным, ядовитым полумраком, трепетавшим среди листвы, внезапно вспыхнули, обнажив скорчившиеся в агонии тела сожженных повстанцев. По проселочным дорогам с отчаянными криками «Горячо! Горячо!» впервые побежали стайки плачущих навзрыд голых детей.
Генерал де Латтр остался доволен произведенным эффектом. Он саркастически усмехнулся и подправил перед зеркалом свой жесткий, тугой воротничок. «То ли еще будет», – подумал он. Перед отправкой сюда его оповестили о двух вещах: врачи – о том, что он болен раком, а кураторы в правительстве – о том, что американцы твердо обещали выделить от одной до трех атомных бомб специально для борьбы с Рабоче-крестьянской армией товарища Зиапа. Использование ядерного оружия уже было согласовано лично адмиралом Артуром У. Рэдфордом, главнокомандующим Вооруженных сил США. Но проклятые коммунисты, видимо, не горели в огне. Из пылающих напалмом джунглей в атаку вновь устремились нескончаемые человеческие потоки. Эти люди как будто были сделаны из другого материала. Они были перекованы мудрой пропагандистской машиной товарища Зиапа, словно бы изваяны им в один колоссальный трагический барельеф, украшающий стены тоннеля ненависти и языков пламени, сквозь который они направлялись прямиком в пантеон величайших героев. Даже умирая, его люди пытались выстрелить в последний раз и нередко поражали свои цели. Было установлено, что на каждого убитого партизана приходилось где-то по три лишние минуты боя, продолжавшегося уже после получения им смертельного ранения. Склоны холмов зачернели тысячами убитых партизан, оставшихся лежать на обильно пропитанной кровью земле, а тлеющие джунгли продолжали дышать угрозой, тая в своих глубинах всепоглощающую тьму, пропитанную смертоубийственной, непримиримой волей к победе.
Но уже на следующее утро на пожарищах зазеленели микроскопические ростки новой жизни, скрытой от человеческих глаз, а находившиеся в резерве свежие дивизии товарища Зиапа нанесли первые удары по силам Иностранного легиона на подступах к Хайфону, главному транспортному узлу колониальных войск. Марокканцы и сенегальцы, побросав свои веера и оружие, в панике бежали под защитную сень портовых оборонительных фортификаций. После артиллерийской и минометной подготовки повстанческие силы ворвались в город, где завязались жестокие рукопашные бои. Оттесненные к береговой линии французские солдаты, не выдержав бешеного, отчаянного натиска, начали прыгать в море, пускаясь вплавь к крейсерам своего набожного адмирала. Когда они выныривали, на их головы сыпался град пуль, и они навеки скрывались в пучине. Тогда на город с неба обрушился гнев эскадр «Мародеров» и «Приватиров», устроивших огненную бурю на его улицах. Но ничто не было способно сломить стальную волю партизан. Если они и отступали, то лишь затем, чтобы вернуться с новыми силами.
13
Мы с Рене неплохо знали Шолон как раз потому, что возили сюда продукты для Мари. Так что найти клуб «Осенние колокола» было делом несложным. Мы взяли себе по оранжаду и арендовали столик для пинг-понга. Если бы мы не увлеклись игрой, время бы тянулось слишком долго. Когда я начал проигрывать одну партию за другой, я положил ракетку на стол и вытер вспотевшие ладони о брюки. Мне нужна была передышка.
– Я в туалет, – объявил я Рене.
Тот насмешливо кивнул.
– Смотри, надолго там не застревай.
В ответ я скорчил рожицу и пошел в туалет. Холодной водой я вымыл лицо и потер виски. Надо было сосредоточиться, ведь мне предстояло самое важное событие моей детской жизни. Но когда я приоткрыл дверь, чтобы вернуться к теннисному столу, мне пришлось быстро и резко ее захлопнуть. В клуб как раз заходили шофер, повар, лакеи и телохранители дяди Нама. Нас выследили! Времени терять было нельзя. Запершись в кабинке, я подтянулся на трубе к подоконнику и, обдирая кожу на локтях и коленках, ужом выскользнул через форточку и спрыгнул во двор, заполненный пустыми ящиками и деревянными скидами. Юркнув в проход между зданиями, я закоулками выбрался на тротуар и оттуда, смешавшись с толпой, нырнул в ближайшую подворотню. Из подворотни я наблюдал, как Рене послушно сел в машину, а лакеи тем временем рыскали вокруг клуба и расспрашивали хозяина и официантов. Те лишь пожимали плечами.
Спустя полчаса после того, как увезли Рене, на улице перед клубом наконец-то нарисовался дядя Чай. Я позвал его из подворотни и рассказал ему о том, что произошло. Мы быстро ушли оттуда на одну из местных явок. Там я переоделся в черное крестьянское платье и соломенную шляпу, дядя Чай вручил мне посох. Он строго-настрого предупредил меня, что, когда мы войдем в лес, я должен стараться не оставлять ни единого следа. Вечерело, и, выйдя из дома, мы влились в поток крестьян из близлежащих деревень, которые после очередного изнурительного дня торговли и мелких заработков в Сайгоне устремлялись теперь на ночлег в свои глиняные хижины. Миновав притихшее здание хлопчатобумажной фабрики с ее мини-городком из складов и вспомогательных помещений, мы долго шли по шоссе за одной из повозок, запряженной волами, избегая пытливых взглядов вооруженной охраны, выходившей на караул вдоль границ обширных рисовых полей и каучуковых плантаций, принадлежащих «Мишлен». Внезапно хлынул сильный ливень, который, впрочем, уже через полчаса прошел. Мы продолжали терпеливо шагать по утоптанной дороге. Когда людской поток уже изрядно поредел, мы свернули по проселочной тропе в сторону одной из деревушек. Отойдя на пару километров от деревни и убедившись, что за нами нет хвоста, дядя Чай неожиданно нырнул прямо под стену густых мангровых зарослей справа от нас. На этом месте был скрытый лаз, постепенно выводивший на едва различимую тропинку, змеившуюся вглубь непроходимой чащи. Тихо работая посохом и левой рукой, я старался не отставать от дяди Чая, проворно уходившего в простиравшуюся перед нами темень. Закатное солнце заливало своим холодеющим безжизненным светом лес вокруг нас, и я невольно поежился от недобрых предчувствий. Позади меня безвозвратно оставался цивилизованный мир, а впереди ждала лишь полная опасностей тьма. Она словно бы дышала мне в лицо своим удушливым влажным зноем, готовясь поглотить мою душу, чтобы никогда уже не выпускать ее из своих липких объятий.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
