Между тем число марксистских кружков росло. Работать было трудно, более того — опасно. Владимир жил на квартире в Большом Казачьем переулке, недалеко от Фонтанки, в пятнадцати минутах ходьбы от центра города. Отправляясь к рабочим на нелегальную квартиру, он обычно выбирал окольный путь, чтобы избавиться от «хвостов». Рабочий из портовых доков, Владимир Князев, вспоминал, что Владимир Ульянов приходил на нелегальные собрания, полностью изменив свой облик. Он надвигал кепку низко на брови и поднимал воротник пальто так, чтобы не было видно нижней части лица. Князев вспоминал также, что Ульянов, который именовался тогда Николаем Петровичем, ходил в осеннем пальто даже летом. Вот как Князев описывает их знакомство.
— Здесь живет Князев?
— Да.
— А я — Николай Петрович.
— Мы вас ждем, — сказал я.
— Дело в том, что я не мог прийти прямым сообщением… Вот и задержался. Ну как, все налицо?
Руководитель кружка был больше похож на директора гимназии, чем на конспиратора. Вопросы, которые он задавал, были четко сформулированы, но и от рабочих он требовал, чтобы ему так же четко отвечали. Он помогал тем, кому было трудно постигать учение, и журил тех, кто спешил с ответом, как следует не подумав. Казалось, для него нет ничего неизвестного, все-то он знает. Он даже слегка подавлял своих подопечных холодной уверенностью в себе. Князев так описывает одно из занятий с «Николаем Петровичем»:
«Подойдя к собравшимся, он познакомился с ними, сел на указанное ему место и начал знакомить собрание с планом той работы, для которой мы все собрались. Речь его отличалась серьезностью, определенностью, обдуманностью и была как бы не терпящей возражений. Собравшиеся слушали его внимательно. Они отвечали на его вопросы: кто и где работает, на каком заводе, каково развитие рабочих завода, каковы их взгляды, способны ли они воспринимать социалистические идеи, что больше всего интересует рабочих, что они читают и т. д.
Главной мыслью Николая Петровича, как мы поняли, было то, что люди неясно представляют себе свои интересы, а главное, не умеют пользоваться тем, чем могли бы воспользоваться. Они не знают, что если бы они сумели объединиться, сплотиться, в них была бы такая сила, которая могла бы разрушить все препятствия к достижению лучшего. Приобретя знания, они смогли бы самостоятельно улучшить свое положение, вывести себя из рабского состояния и т. п.
Речь Николая Петровича продолжалась более двух часов; слушать его было легко, так как он все объяснял, что было непонятно. При сравнении его речи с речами других интеллигентов становилось ясно, что она была совсем иной, выделялась, и когда Николай Петрович ушел, назначив нам день следующего собрания, то собравшиеся стали спрашивать меня: „Кто это такой? Здорово говорит“».
Итак, «Николай Петрович» невидимкой колесил по городу, создавал ячейки из рабочих, по шесть человек в каждой, учил их, беседовал с ними, познавая их жизнь, вникал в их интересы, при этом оставался для них загадочной фигурой наподобие Нечаева. И возможно, Князев никогда не узнал бы его подлинного имени, если бы не случай. У Князева умерла бабушка, оставив ему небольшое наследство. Когда он стал искать адвоката, который помог бы ему оформить дело, Князеву посоветовали обратиться к помощнику присяжного поверенного некоему В. И. Ульянову. Что касается адреса адвоката, то Князеву велено было запомнить его на память, не записывая. Адрес был такой: Большой Казачий переулок, дом 7, квартира 13. Когда рабочий пришел по этому адресу, квартирная хозяйка сказала ему, что господин Ульянов еще не вернулся, но скоро будет, и разрешила ему подождать в его комнате. Комната оказалась маленькой, скромно меблированной. Там стояли диван, стол, комод и три-четыре стула. Долго ждать не пришлось. Вскоре появился адвокат. Скинув пальто, он проговорил: «А, вы уже ждете? Ну-с, одну минуточку: я сейчас переоденусь, и мы с вами займемся», — и исчез в соседней комнате. Рабочий с изумлением понял, что «Николай Петрович» и В. И. Ульянов одно и то же лицо. Князев так описывает Ленина в роли молодого петербургского адвоката:
«Пока я приходил в себя, передо мной появился переодетый в другую одежду Николай Петрович и, указывая на стул, обратился ко мне: „Вы расскажите все по порядку“. Сев, я, как умел, начал рассказывать, а он, перебивая меня, требовал пояснений, как бы вытаскивая из меня один факт за другим. Узнав от меня, что бабушка моя умерла в услужении у одного генерала и что последний может присвоить наследство, хотя и имеет собственный каменный дом в три этажа, Николай Петрович потер руки и сказал с ударением на этих словах: „Ну что же, отберем дом, если выиграем. Затруднение лишь в том, что очень трудно отыскать посемейный список, так как покойная из крепостных“. Сказав это, он взял бумагу и стал писать прошение для получения ревизских сказок[12]. Написав его, он указал мне, куда придется ходить, куда подавать, и велел по получении того или иного сообщения по делу прийти к нему.
— Ну а теперь перейдемте к другому вопросу. Как дело в кружках? Что на заводах? — стал расспрашивать меня Николай Петрович».
Владимир Князев был простой рабочий, ему не суждено было сыграть заметной роли в революционном движении. Еще один свидетель из тех лет — Иван Бабушкин, который был активным революционером, настоящим членом подполья. Это был человек неиссякаемой энергии. В течение многих лет он переправлял секретные документы через границу и кончил тем, что был расстрелян по приказу генерала Ренненкампфа, когда доставлял поезд с боеприпасами в Читу.
В этом забайкальском городе после московского вооруженного восстания 1905 года был создан Совет рабочих и крестьянских депутатов. Туда и должен был доставить свой груз Бабушкин, но был схвачен. В то время когда Иван Бабушкин вошел в марксистский кружок, он служил на военно-морской базе в Кронштадте. Как и Князев, он занимался в кружке «Николая Петровича». Рассказывает Бабушкин: «Он никогда не заглядывал в бумажки и часто молчал, заставляя нас самих выбирать тему для обсуждения. А когда мы ему отвечали, он требовал, чтобы мы обосновывали свои доводы. Наши беседы проходили оживленно, были интересными. И конечно, мы постепенно учились выступать на публике. Нас поражала эрудиция лектора. Мы даже шутили между собой, что у него в голове так много мозгов, что волосам негде расти».
Бабушкин отмечал, что «Николай Петрович» буквально завалил его заданиями и у него почти не оставалось времени на работу. Его ящик с инструментами был забит клочками бумаги, на которых он записывал сведения об оплате и условиях труда, полученные им от рабочих, окружавших его в повседневной деятельности. Затем на очередном занятии кружка он делал сообщение на заданную тему. Владимир в то время проводил глубокое исследование состояния промышленного производства и положения рабочего класса в Петербурге, и понятно, что крайне нуждался в подобном материале, получая его от самих рабочих, из первых рук. На его основе он составлял статистические таблицы, чтобы позже использовать их в большой работе «Развитие капитализма в России».
