Книга Август. Первый император Рима - Джордж Бейкер

Недуг, от которого Октавиан страдал на протяжении всей военной кампании, особенно обострился в Брундизии на пути домой. Порой он находился между жизнью и смертью, иногда распространялись даже слухи о его кончине. Однако Провидение еще в нем нуждалось, он остался жив. Он выздоровел, чтобы начать вторую главу своей долгой и успешной жизни. Как только позволило здоровье, он отправился на север к Риму, где изложил перед друзьями и сторонниками Марка Антония подробности соглашения, которое они заключили. Его приняли, и ни у кого не возникло возражений, однако Октавиану было ясно: они сделают все, чтобы не допустить усиления его власти в Италии и влияния, которое не устроило бы их вождя.

Деля полномочия с Октавианом, Марк Антоний не допускал и мысли, что тот собирается перестроить мир, или даже то, что он на это способен. Он разделил полномочия на условиях, очень выгодных для Октавиана. Причины такого его поведения никогда не озвучивались, но нетрудно догадаться, на чем они основывались. По его мнению, он оставлял Октавиана – несколько подрастерявшего свой престиж при Филиппах – бороться с неразрешимыми проблемами в Италии, в то время как он, Антоний, отправлялся за новыми свежими силами и новыми лаврами в такие области, которые сделали Лукулла знаменитым и заложили основы богатства и могущества Суллы и Помпея. Теперь он уже хорошо понимал, каким образом узкая окраина Запада одержала победу над Востоком при Филиппах. Очень небольшой шанс, даже для такого человека, как Марк Антоний, что этот баланс можно было исправить. Разумеется, когда он покончит с парфянами, он вернется, как некогда вернулся Сулла; и он одержит верх и подберет власть, которая упадет из рук этого мальчика, понятия не имеющего о трудностях стоящей перед ним задачи. Все действия Марка Антония подтверждают его рассуждения. Он поделился этими соображениями со своими полководцами и соратниками, чтобы они поддержали его. Но им еще предстояло победить парфян, что было отнюдь не легко. Прежде чем использовать богатства Востока, он должен его завоевать, а это оказалось гораздо труднее, чем он предполагал. Оставалось посмотреть, сможет ли он решить свои проблемы прежде, чем Октавиан решит свои.

На первый взгляд перераспределение земли для воинов было непосильной задачей для Октавиана. Ветераны требовали выполнения данных им ранее обещаний, что предполагало экспроприацию собственности восемнадцати италийских городов, а также компенсаций. Отказать в столь естественном требовании было нелегко, ведь могли возникнуть новые проблемы, потому что экспроприированные землевладельцы не были крупными собственниками, не были они также замечены и в том, что не обрабатывают свои наделы; они были мелкими собственниками, и это никем не оспаривалось. Но выплатить компенсации не представлялось возможным. Не существовало такого фонда, из которого ее можно было бы выплатить. Не было у Октавиана и ресурсов, которые он мог использовать, он не мог продавать собственность, конфискованную в результате проскрипций, не мог занять у храмов… Если бы он имел доступ к своим провинциям – Сицилии, Африке и Сардинии, – дело обстояло бы легче, однако путь к ним был блокирован Секстом Помпеем. Собственники, которым угрожала экспроприация, предлагали, чтобы эти тяготы распределили по всей Италии, а изъятие собственности происходило бы по жребию. Они вместе с семьями толпами прибывали в Рим, заполоняли общественные места, повсюду возражая и жалуясь. Вряд ли на свете было много двадцатилетних юношей, способных разрешить эту безвыходную ситуацию.

Одной из серьезных угроз в этой ситуации было наличие политической партии, все еще деятельной и ждущей момента, чтобы использовать недовольство людей в своих целях. Оптиматы с удовольствием указывали на беспорядки, ставшие результатом этой войны, хотя они действовали не в интересах общества, а своей партии. Они все еще держались за лозунг, выдвинутый Брутом, что раздача земли – это подкуп, чтобы сделать зависимыми от режима Цезаря людей, получивших наделы; они будут жить в постоянном страхе, что землю отберут, поскольку она передана им незаконно. Это был действенный аргумент не для легионеров Цезаря, разумеется, а для бывших владельцев земли, которые пополняли ряды партии противников Цезаря. Объяснение Октавианом ситуации, в которой он оказался, не удовлетворяло ни одну из сторон. Легионеры намеревались требовать то, что заслужили по праву, и, не колеблясь, могли силой захватить все, что, как они полагали, им принадлежит. Они не одобряли попыток Октавиана их остановить.

Основной союзник оптиматов – Секст Помпей, главный пират того времени, – был на их стороне. Он останавливал все корабли с зерном, шедшие с Сицилии и из Африки. Его полная блокада Рима была очень действенной, поскольку из-за того, что большинство мужчин забрали в легионеры, плюс беспорядки, вызванные гражданской войной, наблюдался резкий спад сельскохозяйственного производства по всей Италии, а значит, страна нуждалась в продовольствии.

Подобные обстоятельства следовало встретить со всевозможной твердостью и единством всех цезарианцев; и, несомненно, таковы же были настроения в армии. Обьединению партии, однако, препятствовали действия вождей Антония. Его брат Луций Антоний был в этом году консулом, и он использовал все свое влияние и положение, чтобы ограничить и свести на нет действия Октавиана номинально в интересах оптиматов, представителем которых он выступал, а на самом деле откладывая раздачу земли до той поры, пока вернется Марк Антоний. Манилий, сторонник последнего, способствовал этой деструктивной политике. Их идея заключалась в том, что, препятствуя раздаче земли Октавием, они укрепляют престиж Антония, и тот, возвратившись на родину, легко справится с этой задачей, которую не сумел решить Октавиан. Им, кажется, не приходило в голову, что для Антония это будет так же трудно, как и для Октавиана. Они, без сомнения, рассчитывали на баснословное состояние, которое Антоний привезет с Востока.