Многие понимают баланс как умение уделять достаточно внимания разнообразным составляющим повседневной жизни в течение дня, недели и, конечно, в течение месяца или года, и находить для них достаточно времени. Сколько мы спим, сколько отдыхаем, сколько у нас свободного времени, сколько дней отпуска. Мы думаем о своем здоровье, о том, сколько раз в неделю ходим в спортзал, что едим на завтрак, обед и ужин. Мы спорим об отпуске по уходу за ребенком для отца и матери и о том, сколько времени должен проводить с детьми каждый из родителей. Мы озабочены продолжительностью учебного и рабочего дня, тем, сколько часов в неделю мы работаем, мы думаем о карьере и финансах. Мы хотим проводить время с семьей и друзьями. Мы хотим, чтобы у нас оставалось время для любви и спутника жизни. Мы хотим помогать другим и поддерживать нуждающихся. Мы озабочены тем, сколько читаем, смотрим телевизор и проводим время в соцсетях.
Но мы слишком редко смотрим на все эти вещи в сумме. Мы можем обсуждать все слагаемые по отдельности, но говоря о балансе, мы забываем, что эти расчеты не суммируются. Мы гонимся за иллюзией, и она становится ловушкой. Слово «баланс» нас обманывает. Потому что, рассуждая о балансе, мы пытаемся включить в уравнение слишком много элементов. По моим наблюдениям, идея, которая поначалу была здравой, – идея сбалансированной жизни – постепенно превращается в уверенность, будто мы можем успеть все это в течение одного дня или одной недели. Это безумие! Это ведет к угрызениям совести, чувству собственного несовершенства и стрессу.
Представление, будто взрослые люди, с семьей и трудной работой, должны мечтать одновременно о карьере с высоким заработком, долгом отпуске под пальмами и знакомстве с богатым культурным наследием, романтических ужинах при свечах с возлюбленными, о том, как они делают с детьми домашние задания, возят их на спортивные тренировки и репетиции оркестра, в школу и детский сад, о домашней еде, тренировках для лыжной гонки в Биркебейнере, прогулках с собакой, футбольных выходных в Лондоне со старыми школьными приятелями, долгих отпусках в Париже в компании хороших друзей и о накачанном прессе – шесть, а лучше все восемь кубиков, – ложно. Я не верю в баланс.
Однажды я разговаривал с клиентом, который достиг больших успехов в бизнесе. За десять лет он выстроил с нуля свою компанию, довел объем продаж до 100 миллионов крон и теперь получал неплохую прибыль. Он шел на риск, работал не покладая рук, создавал рабочие места и социальные ценности. Во время одной из наших первых встреч он заговорил о том, что его мучают угрызения совести, и это создает заметную утечку энергии. Естественно, я спросил, в чем дело, и он ответил, что это связано с детьми. Он чувствовал, что уделяет им мало внимания, недостаточно часто бывает на родительских собраниях и футбольных тренировках, никогда не помогает детям с домашними заданиями. Он подчеркнул, что говорит о недовольстве собой, а жена никогда на это не жаловалась. Услышав это, я первым делом подумал: если это идет не от жены, то откуда же это идет? Но не успел я задать этот вопрос, как он сказал: «Но дети кажутся вполне довольными, спокойными и счастливыми». Поэтому я все равно мог с полным правом задать свой вопрос. Откуда же тогда берутся угрызения совести? В некотором смысле это вопрос приоритета ценностей. Я подумал: «Что для него важно?»
Проще всего было бы прямо сказать ему или подтолкнуть его наводящими вопросами к мысли, что он должен найти больше времени для детей. Что он должен помнить: дети слишком быстро вырастают и уходят из родительского дома, и позднее он наверняка пожалеет, что не уделял им больше внимания. Но я подумал: не стоит повторять доводы, которые ему и так предъявляет неспокойная совесть. Слишком просто заявить, что дети при любых обстоятельствах должны стоять на первом месте. Я питал слишком большое уважение к его вкладу в общественную жизнь, чтобы повести его в этом направлении. Благодаря таким людям, как он, я могу отправлять своих детей в школу и детский сад. Что самое важное в этом контексте? Его благосостояние. Его компания. Тем не менее и он, и я уверены, что самое важное лично для него и его семьи – это благополучие детей. Поэтому я напомнил себе, что моя работа – пробудить в нем осознанность. Самое важное, чтобы выбор, который он сделает, был хорошо продуманным, и альтернативные варианты тоже были учтены. Мы со многим можем смириться, если действуем осознанно. Я должен дополнить картину, которую он видит перед собой, подумал я. А потом мы сможем выработать оптимальное решение.
Поэтому я сказал:
– Самое важное – это дети и их благополучие.
Он согласно кивнул.
– Почему хорошо иметь такого отца, как вы, который вносит большой вклад в благосостояние общества, упорно трудится и показывает своим детям, что он не боится ответственности?
Не дожидаясь ответа, я продолжал:
– Вы сами сказали мне, что проводя время с детьми, вы уделяете им безраздельное внимание. Значит, вы не полностью отсутствуете в жизни детей. Я не знаю, насколько хорошо для них, когда отец сам всюду их возит, когда они постоянно получают помощь и поддержку. Нельзя однозначно утверждать, что вы должны беспокоиться из-за этой социальной нормы. Нельзя утверждать, будто ваши дети страдают из-за того, что вы проводите с ними не так много времени, даже если в нашей благополучной стране это подразумевается как самоочевидное. У многих детей в других странах родители работают гораздо больше, чем в Норвегии, но нельзя утверждать, что все эти дети глубоко несчастны. Также нельзя сказать, что вы будете счастливы, если забросите свою компанию. В такой компании, как ваша, нельзя просто передать кому-то половину своих обязанностей. В конце концов, вы вложили в нее душу. Если вы не будете счастливы, вы вряд ли можете быть хорошим отцом, верно? Разве вы хотите проводить больше времени с детьми, но при этом чувствовать себя неуютно? Будет ли это полезно для них? Вопрос в том, можете ли вы изменить ситуацию и по-прежнему успешно управлять своим бизнесом. Подумайте: ведь вы не из тех отцов, которые лениво лежат на диване и ни о чем не заботятся. Нет, вы один из тех, благодаря кому существует наше общество.
Я умолк. Несколько секунд царила тишина.
– Что скажете? – продолжал я. – Можно смотреть на вещи совершенно по-другому. Вы учите детей своим примером. Вы ролевая модель! Ездить с детьми на футбольные тренировки, конечно, хорошо, но когда дети видят, какое положение в обществе занимает их отец и чего он достиг, это намного важнее.
Воцарилось молчание. У него на лице появилось облегчение. Он сказал:
– Мне это не приходило в голову.
– Может быть, я преувеличиваю, – сказал я. – Но я хочу, чтобы вы приняли во внимание такой факт: то, о чем мы обычно думаем, с чем себя сравниваем и даже в чем себя обвиняем, не всегда правильно для нас. У меня нет для вас готового ответа, но я хочу, чтобы вы имели в виду мнение, которое я сейчас высказал, когда будете со мной спорить.
За этим последовал долгий разговор.
Однажды я посетил нью-йоркскую студию художника Вебьорна Санда. Вебьорн Санд – настоящий художник, и он с ранних лет знал, что хочет быть художником. У меня возникло отчетливое ощущение, что он сознательно решил не заводить семью и детей ради своего искусства. Лишь немногие осмеливаются так преданно следовать за своим призванием. Большинство из нас хотят иметь все и сразу: у нас так много ролей и так много дел, в которых мы хотим добиться успеха. Чтобы обрести внутреннюю силу, вы должны понять, что невозможно быть успешным во всем.
