Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
Предшественник Брежнева Никита Хрущев, в свою очередь, ужаснулся, узнав, во сколько обошелся Всемирный фестиваль молодежи и студентов 1957-го, и отозвал заявку на организацию Всемирной выставки в Москве[253].
Выставка “Белые игры…”, подготовленная заместителем директора Российского государственного архива новейшей истории (РГАНИ), известным историком спорта Михаилом Прозуменщиковым, отражает муки принятия решения, с которыми советские власти еще при Сталине пытались прикинуть, справится ли СССР, не участвовавший до войны в Олимпийских играх, с зимними Олимпийскими играми в Осло 1952-го так, чтобы не уронить престиж великой державы.
Первым спортивным выездом на Запад можно считать поездку московской футбольной команды “Динамо” в Лондон осенью 1945-го. Всего за месяц до открытия лондонских Игр 1948 года Советский Союз блокировал Западный Берлин. Уже шла холодная война. В начале июня 1948-го, за пару недель до блокады Берлина, СССР участвовал в чемпионате Европы по тяжелой атлетике в Хельсинки, но на чемпионат мира по тяжелой атлетике 1948-го свою команду в Филадельфию не отправил[254].
В мае 1951-го Советский Союз все же стал членом Международного олимпийского комитета и впервые принял участие в Играх – в Хельсинки летом 1952-го. По требованию СССР советских олимпийцев разместили отдельно от остальных участников, в только что построенных общежитиях Технологического университета.
Я хорошо это помню, поскольку ездил туда с отцом во время Олимпиады. Согласно каталогу Игр, у советской команды был собственный тренировочный лагерь по другую сторону границы. Вряд ли речь шла о разрушенном Выборге, скорее это был Ленинград.
Дилемма с зимней Олимпиадой в Осло в 1952-м была типичной для советских спортсменов. Прозуменщиков говорит об “элементарном страхе слабости”. Ситуация была чрезвычайно сложной. Последовал доклад властям, без сомнения, и самому Сталину, о том, что от МОК потребовали внести в программу Игр четыре дополнительных вида спорта: бокс, борьбу, тяжелую атлетику и гимнастику. Поскольку МОК не включил эти виды спорта в соревнования, Советский Союз принял участие в зимних Играх лишь спустя четыре года – в Кортина д’ Ампеццо (Италия). Там советская команда лидировала по количеству медалей. В Хельсинки она также показала отличные результаты. По общему количеству медалей СССР уступил лишь США[255].
Первой поездке моего отца, Бруно Нюберга, в СССР в апреле 1954-го предшествовало решение ЦК КПСС. На все визиты иностранцев необходимо было получать разрешение на высшем уровне. Председатель Комитета по физкультуре и спорту при Совете министров Николай Романов в адресованной первому секретарю ЦК “товарищу Хрущеву Н. С.” секретной служебной записке ссылается на выдачу Центральным комитетом разрешения организовать в сентябре 1953-го в Москве конгресс Международной федерации тяжелой атлетики (IWF[256]). Посол СССР в Хельсинки Виктор Лебедев[257] заявлял, что президент Международной федерации тяжелой атлетики Нюберг надеется прибыть в Москву вместе с генеральным секретарем федерации, гражданином Франции Эженом Гуло в апреле 1954-го. Советские власти дали разрешение на 10-дневный визит.
По свидетельству Прозуменщикова, в РГАНИ гриф секретности снят всего с 40 % хранящихся там документов. Работа идет медленно, поскольку снятие такого грифа требует сложной процедуры в лучших советских традициях[258]. Документ, в котором упоминается мой отец, был, по словам Прозуменщикова, обнаружен недавно и, по удачному стечению обстоятельств, как раз накануне получения моего запроса. Это единственный документ, который мне удалось получить из московского архива, хотя имеется большое количество фактов, указывающих на обширную переписку и неоднократные приглашения отца в СССР. Ни архив ФСБ, ни ГАРФ запрашиваемых мной документов не нашли.
Отец был избран вторым секретарем IWF на Олимпийских играх в Лондоне в 1948-м, и в его задачи входила подготовка чемпионата по тяжелой атлетике в Хельсинки. На Олимпийском конгрессе IWF в Хельсинки в 1952 году новым президентом федерации избрали американца Дитриха Вудмана, представлявшего свою страну не в тяжелой атлетике, а в борьбе на Играх в Сент-Луисе в 1904-м. Отца избрали первым вице-президентом федерации. После смерти Вудмана в сентябре 1952-го отец стал исполняющим обязанности президента, а на конгрессе в 1953-м в Стокгольме – преемником Вудмана. Отца избрали повторно в Мельбурне в 1956-м, а в Риме в 1960-м он уступил американскому кандидату.
Согласно протоколам рабочей комиссии Федерации тяжелоатлетов Финляндии, мой отец с 1954-го по 1963 год побывал в СССР как минимум 12 раз.
Многоэтапность организации этих поездок связана не только с отношениями Финляндии и Советского Союза, но и с нежеланием СССР выпускать своих граждан за границу. К примеру, особенные сложности вызывали разрешения на длительные выезды за рубеж советских тренеров[259]. Среди прочего надо иметь в виду и зависть, которая сопровождала выпускаемых за железный занавес – ведь там советскому человеку открывался доступ к невиданным в СССР материальным благам.
В труде Прозуменщикова “Большой спорт и большая политика” виден почерк профессионального историка. Книга написана блестящим языком и с тонкой иронией описывает решения, принимавшиеся аж в Кремле. Спортивная политика находилась под жестким контролем ЦК. Объектами особенно пристального внимания были футбол, хоккей и шахматы.
По свидетельству Прозуменщикова, примерно 15 % архива касается звезд спорта, за поступками которых тщательно следили, оценивая их моральный облик и идеологическую преданность. К примеру, о всех глупостях, совершенных в Риме двукратным золотым медалистом Олимпиады в Мельбурне в 1956-м, бегуном на длинные дистанции Владимиром Куцем, тщательно докладывалось. В Финляндии и по сей день существует шутка-загадка: какой советский золотой медалист служил в свое время на военно-морской базе в Порккала (Porkala-Udd)? Правильный ответ – морской офицер Куц (Куц действительно начал бегать в 1945 году будучи матросом Балтийского флота).
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
