— Как я выберусь?
— Придется подождать. — Она присела на край кровати и передала мне сосиску. — Но спит он крепко.
Когда солнце село, тьма быстро заполнила комнату, как вода заполняет пробитый трюм.
Но надо было еще подождать. Эли беспокойно шевелился в кровати. Один раз он закричал, как от кошмарного сна.
— Мэри, почему твой дядя не пускает Эли в дом?
— Это не дядя. Эли сам не хочет входить в дом.
— Почему?
— Я толком не понимаю. — Она протерла губкой его лоб и шею и занялась припаркой. — Эли никогда не был женат, и у него нет детей. Мне кажется, он хотел воспитывать меня после несчастья с «Розой Шарона». Но он беден как церковная крыса, а дядя Саймон так богат... Бедный Эли плакал целый день, когда дядя Саймон забрал меня. И я думаю, что Эли не простил ему этого.
— Но почему твой дядя его ударил? Мэри посмотрела на меня, потом на Эли.
— В дяде Саймоне ужасно много зла. Его гнев выплескивается на Эли чаще, чем на кого-нибудь другого. Но я думаю, что больше всего он зол на самого себя. Не знаю, почему я так думаю.
На этом она закончила рассказ о своих дядях. Лампа мигала в темноте, я думал о пустоши. Мне было страшно. Мэри предложила мне заснуть, но сон никак не приходил ко мне.
— Расскажи о Лондоне, — попросила она, но я не мог вспомнить ничего нового, о чем бы я еще не рассказывал. Так мы сидели рядом с Эли, которого то и дело трясло, пока Саймон Моган не заснул. Храп разнесся по дому.
Мэри встала. Пришло время отправляться.
Со стола она взяла свечу и коробку с кремнем и трутом.
— Тебе понадобится свет, чтобы работать.
Я принял у нее свечу и трут трясущимися руками.
— Запомни хорошенько, — сказала она.— Держись подальше от дорог. Береги себя, Джон.
Я взял ее за руки:
— Мы никогда больше не увидимся.
— Кто знает, ничего нельзя предсказать точно.
— Спасибо тебе, — сказал я. — За все. Она порывисто обняла меня.
— Наверное, Питер был бы похож на тебя. — Она отступила и вытерла глаза. — Довольно разговоров. Если дядя проснется — все пропало.
Мэри шла впереди, держа лампу низко. Она не зажигала огней в доме, и мы двигались в пятне света через столовую в гостиную.
Саймон Моган развалился в громадном кресле: ноги скрещены, голова склонилась на левое плечо, жирные щеки подрагивали от храпа. Мы прокрались мимо него, сопровождаемые скрипом половиц.
У двери Мэри сняла с крюка куртку и дала мне. Моган продолжал храпеть. Я положил
в карман свечу и коробку с трутом. Мэри отдала мне лампу и глазами указала мне, чтобы я берег пламя от ветра. Стекло лампы, казалось, содрогалось от храпа ее дяди.
— Осторожно! — в последний раз предупредила она и, отодвинув засов, распахнула дверь.
Внутрь ворвался холодный воздух с дождем. Моган шевельнулся в своем кресле. Храп замолк, но сразу же возобновился.
— Удачи! — сказала Мэри и выпроводила меня.
15 ЧЕРЕЗ ПУСТОШЬЯ накинул куртку на плечи и нырнул во тьму. Еще не добравшись до конюшни, я уже промок насквозь. В конюшне я нашел полку с инструментами. Напильник был хороший, новый и острый. Я взял также зубило, увесистый молоток и засунул все это в кожаный мешочек.
Пони испугались света, а черный конь Могана заржал и затопал. Он, очевидно, привык к свету лампы. Он рвался к ночным приключениям, к которым приучил его хозяин. Но я взял пони Мэри, задул лампу и направился к деревне.
Миновав живую изгородь, я пустился по пустоши. Ветер свирепствовал на открытой местности, швыряя дождь в лицо колючими горстями. Наклонив голову, я гнал пони вперед.
Дом исчез позади, под ногами проносилась темная, едва различимая почва. Я скакал, прижав щеку к шее пони.
Быстрее. Еще быстрее. Копыта едва касались земли. Единый удар, все четыре сразу вздымают грязь и воду, и мы взмываем над травой и мелкими кустами.
И тут я упал.
Пони как будто нырнул, а я полетел через его голову, кувыркаясь по мокрой земле. Пони не смог подняться. Он скользил назад. Цепляясь передними копытами, животное тщетно пыталось удержаться. Шахта. Мы оказались как раз на прогнивших досках закрывавшего ее перекрытия. Доски продолжали подламываться под пони, как речной лед.
Я схватил повод и обмотал его вокруг руки, уперся ногами в землю и потянул. Пони колотил копытами, разбивая доски в труху. Брюхо его провалилось сквозь дерево, и я упал ничком. Повод, обмотанный вокруг руки, поволок меня к яме по скользкой поверхности. Платформа окончательно раскрошилась, и пони с почти человеческим криком рухнул вниз.
Меня протащило до самого края. На мгновение я почувствовал на своей руке полный вес животного, и уздечка сорвалась с его головы.
Мешок с моими драгоценными инструментами болтался над дырой, зацепившись за обломанную доску. Я пытался его достать, но дотянуться до него не было возможности, и он все сильнее раскачивался над шахтой. Сначала молоток, затем напильник выскользнули вниз, исчезли в колодце. Мешок болтался, его хлестал дождь. Я понял, что потеряю все, если подожду еще немного, и осторожно потянулся вперед. Мешочек сорвался, и я чуть не упал вместе с ним, однако схватил его. Молоток и напильник были потеряны. Осталось зубило, которое я взял и зашагал к Пенденнису.
Вскоре ветер донес запах моря. Ориентируясь по ветру, я шел, считая шаги. Пройдя шестьсот десять, вышел на дорогу. Она была взрыта колесами тяжелых телег. Несмотря на предостережение Мэри, далее я последовал по дороге на юго-запад. Внимательно вслушиваясь, я зашлепал по наполненным водою колеям.
На перекрестке я увидел Томми Колвина.
Труп был черен. Он свисал вниз в петлях тяжелых цепей, звякающих и свистящих на ветру. Руки болтались, вздымаясь и падая, волосы струились тонкими слипшимися прядями. Он раскачивался в мою сторону с приветливой улыбкой — так казалось, пока я не заметил, что его губы болтаются бахромой.
Я прошел мимо не останавливаясь и свернул на развилке влево. Дождь хлынул яростным порывом, заставившим цепи загреметь и взвыть каждым звеном в замогильном призыве.
Затылком я увидел, как Томми Колвин под эту страшную какофонию следует за мной, протягивая ко мне костлявые руки. Я ускорил ход и перешел на бег. Вскоре, на очередном подъеме, впереди показались редкие желтые огни Пенденниса. Они отражались в воде гавани. Тусклые, как звезды на рассвете, крошечные из-за отдаленности изображения святых на окнах церкви следили за моим приближением.
Я сошел с дороги и направился к мосту, к берегам маленькой речки. Грохотал прибой. Я остановился под громадной аркой моста, чтобы передохнуть от непогоды. Под мостом торчал ялик. Присев на его борт, я заплакал.
