Литума добрался на мототакси до проспекта Санчеса Серро, и вот, исходя потом, который заливал лицо и струился по спине, он пустился по стародавнему лабиринту улиц, переулков, тупичков и пустырей, которым когда-то была Мангачерия, район, обязанный — как говорили — своим названием тому историческому факту, что в колониальные времена его населяли рабы-мальгаши, вывезенные с Мадагаскара. Теперь здесь тоже все переменилось: очертания, люди, материалы, цвет. Земляные улицы заасфальтировали, возвели новые дома из кирпича и бетона, были здесь и высотные здания, и электрические фонари, на улицах не осталось ни единой чичерии, не было осликов — только бродячие собаки. Хаос уступил место порядку, прямым параллельным улицам. Ничто здесь больше не соответствовало воспоминаниям Литумы-мангача. Район обрел пристойный облик, сделался неинтересным и безликим. Но улица Морропон осталась на месте, и на ней стоял дом 17. Вот только на месте домика братьев Леон Литума обнаружил большую автомастерскую с вывеской: «Здесь продаются запчасти ко всем маркам легковых автомобилей, грузовиков и автобусов». Он вошел внутрь, в просторное сумрачное помещение, пропахшее машинным маслом, и увидел полуразобранные моторы и кузова, услышал звуки сварки, разглядел четырех рабочих в синих комбинезонах, склонившихся над деталями машины. По радио играла музыка сельвы, песенка «Девушка из Контаманы»[39]. Литума вошел в комнатку-офис с гудящим вентилятором. За компьютером сидела совсем молоденькая девушка.
— День добрый, — сказал Литума, снимая фуражку.
— Чем могу быть полезна? — Девушка смотрела на него с легким беспокойством, как обычно и смотрят на полицейских.
— Я собираю сведения о семье, которая жила здесь раньше, — объяснил сержант, обводя помещение рукой. — Когда на этом месте была еще не мастерская, а жилой дом. Их фамилия была Леон.
— Насколько я помню, здесь всегда находилась автомастерская, — ответила секретарша.
— Вы слишком молоды, а потому и помнить не можете, — возразил Литума. — Но быть может, ваш хозяин что-нибудь знает.
— Если хотите, можете его подождать. — Девушка указала полицейскому на стул. Внезапно лицо ее просияло. — Ай, какая же я дура! Ну конечно! Фамилия владельца нашей мастерской — именно Леон. Дон Хосе Леон. Он наверняка сможет вам помочь.
Литума мешком опустился на стул. Сердце его билось часто-часто. Дон Хосе Леон. Твою мать! Да это же он, его двоюродный брат! Это может быть только непобедимый, кто же еще?
Литума сидел как на раскаленных углях. Минуты казались ему нескончаемыми. Когда Хосе Леон, непобедимый, наконец пришел в мастерскую, Литума тотчас же его узнал — несмотря на то что Хосе превратился в грузного пузатого мужчину с седыми прядками там, где еще остались волосы, и одевался он теперь как белый: пиджак, рубашка с галстуком, блестящие, как два зеркала, туфли. Растрогавшись, полицейский вскочил и раскинул руки для объятия. Хосе не узнал Литуму и теперь удивленно разглядывал, наклонившись вперед.
— Я вижу, ты не понимаешь, кто перед тобой, братец, — сказал Литума. — Неужели я так переменился?
Лицо Хосе расплылось в широкой улыбке.
— Глазам не верю! — воскликнул он, тоже раскидывая руки. — Литума! Вот так сюрприз, братец. Столько лет прошло, че гуа!
И тогда, на глазах у изумленных рабочих и секретарши, начались объятия и хлопки по спине. А потом двоюродные братья долго рассматривали друг друга, улыбаясь и откровенно радуясь встрече.
— Найдется у тебя время для чашечки кофе, братец? — спросил Литума. — Или тебе удобнее поговорить попозже или завтра?
— Сейчас я быстренько покончу с парой неотложных дел, и мы с тобой отправимся вспоминать времена непобедимых, — пообещал Хосе, еще раз хлопнув брата по спине. — Присядь, Литума. Я освобожусь — глазом не успеешь моргнуть. Вот радость-то, братишка!
Литума снова уселся на стул и наблюдал, как Хосе изучает бумаги на своем столе, вместе с секретаршей листает толстые бухгалтерские книги, как совершает быстрый обход всей своей мастерской, проверяя работу механиков. Полицейский был удивлен: его брат свободно здоровается с рабочими и раздает указания, уверенно поправляет и консультирует своих служащих. «Какой ты был и какой ты стал, братец», — подумал Литума. Трудно было представить, что это один и тот же человек: оборванец Хосе из его юности, который босиком бегал по улицам Мангачерии среди козочек и ослов, — и этот «беленький» владелец большой автомастерской, который в полдень посреди недели надевает выходную тройку и лакированные туфли.
Литума под ручку с Хосе направились в кафе-ресторан «Прекрасная Пьюра». Хосе заявил, что такую встречу нужно отпраздновать, и заказал пива. Они подняли тост за старые времена и долго потом с грустинкой перебирали общие воспоминания. Когда Хосе открыл мастерскую, Обезьян был его компаньоном. Однако потом между ними возникли разногласия и Обезьян вышел из дела, впрочем братья Леон и теперь были очень дружны и тесно общались. Обезьян женат, у него трое детей. Несколько лет он проработал в муниципалитете, а потом открыл кирпичный заводик. Дела у него пошли хорошо, к нему обращаются многие строительные компании Пьюры, особенно теперь, во время тучных коров, когда в городе строятся новые кварталы. Каждый пьюранец мечтает о собственном доме, а сейчас дуют на редкость добрые ветра. Да и самому Хосе тоже жаловаться грех. Поначалу из-за большой конкуренции ему приходилось туго, но постепенно высокое качество обслуживания сыграло свою роль, и сейчас, без хвастовства, его мастерская — одна из лучших в городе. Слава богу, работы у него хоть отбавляй.
— Так, значит, вы с Обезьяном перестали быть непобедимыми, перестали быть мангачами и заделались белыми и богатенькими? — пошутил Литума. — Только я остался беден как церковная мышь, и быть мне фараоном на веки вечные.
— Сколько ты уже здесь, Литума? Почему ты раньше меня не отыскал?
Сержант соврал, что в Пьюре он совсем недавно и долго не мог выяснить нынешний адрес Хосе, пока ему не пришло в голову пройтись по старым кварталам. Вот так ему и попался на глаза адрес: улица Морропон, дом 17. И он никак не мог вообразить, что этот песчаный берег с покосившимися хибарками превратится в такой процветающий район. Да еще и с автомастерской, перед которой хоть шляпу снимай!
— Времена меняются, и, по счастью, меняются в лучшую сторону, — согласился Хосе. — Сейчас — хорошая эпоха для Пьюры, да и для всего Перу, братец. Так пусть же она длится подольше, постучим по дереву.
Хосе тоже успел жениться на девушке из Трухильо, но их брак оказался полным кошмаром. Они жили как кошка с собакой и в конце концов развелись. А две дочки теперь с матерью, в Трухильо. Хосе время от времени их навещает, а девочки приезжают к нему на каникулы. Обе поступили в университет: старшая учится на зубного врача, младшая — на фармацевта.
— Поздравляю, братишка. Специальность в руках — это здорово.
И вот, когда Литума уже собирался ввернуть в разговор вопрос о сутенере, Хосе его опередил, словно сумел прочитать его мысли:
