Редактор потупил взор, а Бегемотик зыркнул на пленника.
– Пожалуй, мы поедем. Вы уже закончили? – зло сказал франт.
– Да-да! – с очевидным облегчением разом согласилась редакция.
И они уехали. Бегемотик был слегка раздражён, заново подобрел лишь после обеда в ресторане, принадлежащем его отцу. Их отвели в отдельную кабинку, чтобы не смущать других посетителей, пожиравших пришельца жадными взглядами, накормили до отвала и расстелили мягкие цветастые матрасы на кушетках – отдохнуть после сытной еды.
– Интересно, а как питаются мои жена и сын? – вдруг забеспокоился мужчина.
– Не переживай. Твоя жена живёт в доме самого богатого человека этой страны, а сын – у пастуха, у него всегда всего полно… – франт размяк и сочувствующе посмотрел на путешественника. – Соскучился по ним, да?
– Очень.
– А у меня пока нет семьи. Отец уже долго ищет мне подходящую пару… – разоткровенничался Бегемотик. – А я бы тоже хотел жену и детей.
– Ну ничего, какие твои годы.
Сын чиновника вздохнул.
– Здесь трудно найти невесту, подходящую по всем критериям. Хотелось бы на представительнице знатной семьи жениться, но семьи членов Совета уже давно все в близком родстве, очень большой риск родить уродцев. Брать в жёны девушку помешанной крови нельзя. А если из семей чистой крови, но не влиятельных – так слишком большая для них честь, отец никак не может решиться кого-то так облагодетельствовать…
– Да, нелегко тебе.
– Поехали! – Бегемотик, как оказалось, плакал. Он вскочил и, пряча лицо, выбежал на улицу.
Экипаж пронёсся по городку, не оставив шансов зевакам что-либо разглядеть. Лишь однажды кони замедлили шаг, чтобы дать возможность путешественнику увидеть сына. Мальчик был в растерянности и выглядел таким несчастным и беззащитным… Отец рванулся к нему, но экипаж ускорился, подняв облако пыли. У мужчины защемило сердце и не отпускало до самого вечера.
Они вернулись домой и заперлись в его темнице с Бегемотиком, который притащил огромный сосуд с вином. Мужчины молча напились.
И потом ещё долго путешественник не мог уснуть, ворочался, вспоминая лучшие годы семейной жизни, то плача, то улыбаясь.
Глава XI. День четвёртый. Свидание
Утром мальчик проснулся рано – пастух ещё не успел отогнать отары. Его разбудил шум в той части хижины, где старик хранил загадочные тюки: он активно там копался, подсвечивая себе факелом. Потом, найдя что-то нужное, затушил в висевшем на стене ведре с водой факел и исчез за дверью. Оттуда послышался приглушённый разговор двух мужчин, затем пастух вернулся со свёртком в руках.
– Кто приходил?
– Сын одного важного человека.
– Вы чем-то менялись?
Старик усмехнулся:
– В общем, да, можно и так сказать.
– А что это у тебя в руках?
– Твоя одежда. Они её вернули, ничего опасного не нашли.
– О, клёво! – мальчик сел на лежанке. – Не подумай, что мне не нравится та одежда, что ты мне дал, просто моя мне привычнее.
– Ты очень вежливый мальчик, даже спросонья, – опять улыбнулся пастух, – конечно, твоя удобнее и мягче, наши ткани слишком грубые. А что такое «клёво»?
– Это значит «очень хорошо».
– Здорово! Значит, у вас появляются новые слова, я такого не знаю… – старик пожал плечами и добавил грустно: – А у нас только исчезают.
Он протянул свёрток мальчику, но в руках у него белело что-то ещё.
– А это что?
– А это посмотрим при свете. Только аккуратно, надо будет потом вернуть. Это сегодняшняя газета и в ней есть статья про твоего отца.
– Ого! – мальчик окончательно проснулся и бросился к газете, не собираясь дожидаться рассвета.
Пастух снова зажёг факел, установил его в подставку возле стола, и они вместе сели изучать местную прессу. Старик открыл газету на нужной странице. Мальчик прикоснулся к фотографии отца и нежно её погладил кончиками пальцев, по щекам поползли слёзы.
– Не плачь, вы увидитесь совсем скоро.
– А я и не плачу! Просто глаза из-за факела защипало! – ребёнок отвернулся и украдкой вытер слёзы.
Заметка была совсем небольшой: в ней перечислялись достижения этой славной страны и то, какое восхищение они вызвали у пришельца, попавшего сюда волею судьбы, а вот злой или доброй волей – вскоре должен был решить Совет старейшин, услышав Великий голос.
– Странно, – пробурчал мальчик.
– Почему странно?
– Мой отец не мог этого сказать. Он никогда не хвалит никакую власть. Он хвалит только отели, где бесплатно дают алкоголь, и футболистов, когда они забивают голы. А поскольку у вас отелей нет… А футбол у вас есть?
– Нет. Давно запретили как чужеродную игру, принесённую сюда пришельцами… Только вот мальчишки из людей помешанной крови сами мячи делают да гоняют иногда безо всяких правил.
– Ну вот. А поскольку ни отелей, ни футбола у вас нет, мой папа ничего у вас похвалить не мог!
Старик рассмеялся.
– Мальчик мой, наша газета пишет не то, что кто-то сказал или что-то произошло, а то, что кто-то должен был сказать или что-то должно было произойти. И не имеет никакого значения, говорил он на самом деле это или нет и случилось ли ожидаемое событие.
– Как это? То есть газета как бы отдельно, а то, что на самом деле – отдельно?
– Вот именно. В газете та реальность, которую хотят видеть её издатели, а это наш Совет старейшин. У нас раньше было две газеты, и часто получалось так, что описанная в них реальность отличалась. Совет старейшин решил, что так быть не может – реальность ведь одна. И зачем их пытаться свести с ума, рассказывая разное об одном и том же событии или человеке. И они упразднили лишнюю газету, так что теперь полный порядок: газета пишет, что всё происходит так, как они думают, должно происходить.
– Но ведь так нельзя! На самом деле получается, происходит всё не так, как они думают?
– Часто получается так. Но эти порядки сложились уже очень давно. И они думают, что это будет вечно.
– Ничего вечного не бывает!
– Верно. Особенно в таких условиях. Но им этого не объяснить. Они как бы попали в такую воронку, из которой не выбраться, их будет засасывать всё глубже и глубже. Они сами создали её, а в итоге стали пленниками придуманных ими условий и условностей.
– Ты сказал, что совсем скоро я увижу папу… – как всегда внезапно сменил тему мальчик.
– Да, мы договорились с этим человеком. Твой отец живёт в их доме.
– Почему он тебя слушается?
– Он не слушается меня, мы с ним договорились.
