Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
Минин остановил коня, снял шапку, перекрестился, растроганный видом родного города, долго смотрел он на него, стоя с непокрытой головой. После этого быстрой рысью направил коня по извилистому Монастырскому оврагу. Не заметил, как въехал на гору. Колокольня Благовещенского монастыря внизу ударила к повечерию.
За рубленой стеной была видна толпа чернецов. Голубиные стаи вспорхнули над обителью.
Около своего дома Минин соскочил с коня, постучал в окно:
– Татьяна!
Вся в черном, бледная, сухая, выбежала из ворот женщина и бросилась на шею богатырю Кузьме. Обнял ее, дрожащим голосом спросил:
– Не ждала?
Слезы были ему ответом. По-хозяйски распахнул Минин ворота. Ввел во двор коня. Осмотрел двор. Поморщился.
– А где Нефед? Чего ради вилы валяются в грязи?!
– На базаре он, батюшка. Рыбу понес Нефедушко продавать…
Поднял вилы, поставил к стене. В горнице на коленях помолились. А после молитвы Татьяна Семеновна со слезами принялась жаловаться.
– Жить нечем, родимый! Бьемся уж мы тут с Нефедом и не знаю как… Заклевал нас без тебя Охлопков Семка. Обирушка!.. Лавочничает не по-нашему… И чего ты запропал?! Два дома ведь Семка проклятый без тебя-то нажил, а мы…
Минин, усевшись за стол, махнул рукой:
– Остановись, ладно!.. Грибы есть?.. Потом покалякаем.
– Есть, батюшка, есть… А коли не грибы, пропали бы мы с Нефедушкой тут без тебя… О, владычица!.. Какая радость!.. Сжалился, знать, Всевышний над нами… Куземушка, родной!
Татьяна Семеновна, приговаривая, слазила в погреб, принесла грибов. Нарезала хлеба.
– Воевода в Нижнем? – спросил Минин и, словно бы не замечая причитаний жены, с жадностью принялся за еду.
– Алябьев один… Воевода наш, князь Репнин, ушел с войском…
– К Ляпунову?
– Не знаю я. Под Москву, что ли? Где уж нам знать!
– Как же это – где? Нешто Нефед тебе не сказывал?
– До того ли ему, батюшка!
Разжевывая грибы, Минин хмуро покачал головой.
Он слыхал уже от Пожарского да от московских беглецов о ляпуновском ополчении и о том, что нижегородцы по призыву Ляпунова тоже выслали свои полки ему навстречу. Слыхал и то, что тушинские атаманы – князь Трубецкой и Заруцкий – целовали Ляпунову крест быть в тесном союзе с ним. Многое он узнал в Мугрееве от князя, но не верил он, как и Пожарский, в надежность союза враждовавших долгие годы между собой воевод. Не верил в истинную дружбу Ляпунова с холопом тушинского вора – атаманом Иваном Заруцким.
Двое суток гостил Минин по дороге домой в Мугрееве. Пожарский обошелся с ним, как с равным. Расстались друзьями.
Утолив голод, Кузьма залез на печь.
– Не болтай там!.. – крикнул он жене. – Надобно мне отдохнуть да умом пораскинуть… Забот и без того много… А сама к вечерне иди, после расскажу о себе, помолись там о нас… Да монахам не говори. Не полезли бы! Завтра и сам я приду к ним богу молиться.
* * *
Служба в монастыре кончилась. Одна за другой гаснут глиняные плошки в храме. Тихо, в раздумье, выходит на паперть народ, спускается по тропе в нижнюю часть города.
Холодно. Туманный утренник. Предрассветная муть жжет щеки, уши, ест глаза. В небе мерцает одна-разъединственная звезда. Ока, Волга, Кунавинская сторона и горы затянуты молочной мглой. Под ногами хруст подмерзших луж.
Минин и Нефед тоже стали спускаться вниз. Татьяна Семеновна отделилась от них, пошла домой.
– Не поскользнись… Держи правее, – хмуро сказал Минин обогнавшему его сыну.
Нефед, высокий, плечистый детина, остановился, поровнялся с отцом.
– Топор там? Не забыл?
– Не забыл, батюшка…
Некоторое время молчали. Минин в косматой шапке с наушниками, в поддевке из овчины, громадный, суровый. Внизу на площади, около Гостиного двора, где лавка Минина, пустынно.
В сумраке виднеются неуклюжие, медведеобразные фигуры сторожей. С набережной доносится скрип саней, голоса приехавших на базар крестьян.
Минин остановился перед своей лавкой – небольшой тесовый сарай с лотком у широкого раствора. Достал из кармана громадный железный крюк, отпер им дверь. Перекрестился на все стороны. Помолился и Нефед.
Оба вошли внутрь. Было тесно. Опрокинутая на спину лежала на полу мясная туша.
– Добро, – молвил Кузьма, толкнув ее сапогом. – Неси на волю.
Нефед взвалил на себя тушу и вынес на улицу, положив около лавки. Кузьма взял топор. Вышел, огляделся, засмеялся:
– Эк, мы с тобой какую рань!.. Пойди-ка сбегай, погляди, что у Охлопкова. Пришел ли?
Минин скинул поддевку, оставшись в стеганой телогрейке, перекрестился и, взмахнув топором, ударил по туше. С любопытством заглянул в разруб.
– Гоже, – сказал он про себя.
Накануне было много разговоров у него с женой. Дела, действительно, невеселые. Лавка пришла в полный упадок. Денежные сбережения все прожиты. Грозила нищета. Даже самый последний замухрышка, мясник Куприянка Юрьев, и тот взял верх над Мининым. Ивашка Толоконцев – и говорить нечего! А уж об Охлопкове лучше и не думать. В мясном ряду он – царь и бог.
Вернулся Нефед.
– Ну, что?
– Нет, не пришел.
Минин самодовольно погладил бороду.
– Та-ак. Ну, помогай! Пускай богатые люди спят, а нам с тобой работать надо.
Туша была разрублена на мелкие, ровные куски.
– Подбирай.
Нефед принялся подбирать и раскладывать куски на лотке.
– Торговать не будем – посадский чин потеряем, плохо торговать – еще того хуже… Гляди, чего там мужик везет?..
Нефед побежал через дорогу, догнал воз, остановил.
– Бобер! – крикнул он издали.
– Давай сюда! – обрадовался Кузьма.
Воз подъехал к лавке. Оказалось, лысковский крестьянин… Дрожит, перепугался. Минин похлопал его по плечу.
– Не пугайся. – сказал он, – продавай-ка скорее. А то в съезжую попадешь… В клеть запрут… Ноне строго стало.
– Милостивец, Кузьма Минич!.. Да неужто это ты?!
– Как видишь! Я, самый я.
– Да милый! Давно ль приехал?
– На той неделе почитай.
– Дай мне на тебя посмотреть-то.
– Нечего смотреть. Ты давай скорее товар-то, а то таможенную пошлину сдерут. Не мешкай.
– Аль строго?
– Знаешь, какое время: нечем платить долгу – ступай в Волгу. Да и бобры-то, гляди, государевы… За татьбу[35] почтут… Страшись!
– Кузьма Минич, тебе покаюсь… С государевых Ватомских гонов они… Прости ты меня, господи! Каюсь тебе, Минич, каюсь.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
