Это честолюбивое предприятие стало вопросом престижа, поскольку руководивший проектом Нарцисс стремился превзойти Палласа, еще одного из советников императора. Паллас, предложивший сенату рекомендовать Агриппину в качестве будущей супруги Клавдия, стал теперь, без сомнения, по своей значительности вторым после императора человеком в Риме. Между тем ни для кого не было секретом, что брак императора оказался не слишком-то счастливым. Агриппина всеми силами рвалась к власти. Римляне не без оснований побаивались влияния Палласа, связь которого с Агриппиной делала его чем-то вроде теневого императора.
Нарцисс посоветовал императору осуществить требующий огромных расходов проект, обосновывая это тем, что в противном случае найдутся богатые римляне, которые сами осушат озеро и захватят полученные плодородные земли в частное владение. Чтобы отвести воды озера, требовалось прорыть канал длиной в пять с половиной километров. Для этого необходимо было пробиться сквозь высокую гору, вбивая в скалы деревянные клинья и поливая их водой, чтобы они, набухая, взламывали камень. В каждой из трех восьмичасовых смен работой этой занимались десять тысяч рабов, пленных и тяжких преступников из всех уголков империи, которым предоставлялся выбор между смертной казнью и каторжными работами.
Вот уже одиннадцать лет стройка на озере была ареной множества драк и убийств. Женщины старались десятой дорогой обходить эти места. Кусок мяса, пригоршня фруктов, мелкая монетка не так уж редко становились причиной настоящих сражений между отдельными группами каторжников. Все эти отверженные жили в палатках и получали пищу, приготовленную в полевых кухнях. В течение рабочей смены они голыми руками наполняли камнями и землей плетеные корзины, а затем бегом относили их в назначенные места. В этой массе мужчин легко возникали и любовные связи, и всяческие интриги. Те, кто не умирал от голода и истощения, находили свой конец с пробитым в драке черепом. Кроме жизни, этим людям терять было нечего, а жизнь здесь мало чего стоила.
Когда строительство канала было закончено, Нарцисс перед тем, как будет пробита последняя перемычка и воды озера хлынут в канал, устроил для императора невиданного размаха празднество. Клавдий пожелал, чтобы военные корабли вели на озере настоящий морской бой. Большие суда с двумя и тремя ярусами весел либо тащили от моря волоком по земле, либо строили прямо на месте. Для судов этих требовалось в общей сложности девятнадцать тысяч человек экипажа. Чтобы набрать такое количество людей, Клавдий отворил двери тюрем и разрешил вербовать самых сильных и крепких из строителей канала. Чтобы предотвратить попытки бегства отдельных матросов или даже целых экипажей, Нарцисс по всему берегу озера расставил лодки с рассаженными в них стрелками, задачей которых было не оставить в живых ни одного беглеца.
Помимо судов с набранными наспех экипажами, на озеро прибыли и профессиональные моряки, а также отряд преторианцев. Их корабли были оснащены катапультами, обеспечивавшими им явное и огромное преимущество. Присутствие гладиаторов было предусмотрено Нарциссом для того, чтобы продемонстрировать рукопашные схватки на корабельных палубах. Кульминацией выступления гладиаторов должна была стать повторная схватка между Пугнаксом и Вителлием.
Пощада, дарованная Вителлию Мессалиной, вынесенный ему приговор и спасение его весталкой Туллией привлекли к юноше интерес обожавших посплетничать римлян. То, что он попросил у весталки не золота и не денег, а право на повторную схватку со знаменитым Пугнаксом, привело римлян в восторг. Уже поэтому все симпатии были на стороне Вителлия, хотя мало кто верил в его победу.
Еще за пару дней до празднества римляне и жители окрестных мест начали прибывать, занимая места на окружающих озеро холмах или устраиваясь поудобнее в палатках и под навесами, куда приглашали приезжих крикливые зазывалы. На одежду, украшения и разные безделушки избалованные римляне выменивали у местных жителей продукты, потому что положение с продовольствием в столице вновь стало критическим. Многие из кораблей, на которых отправлялись изгнанные из Рима иудеи, так и не достигли портов назначения по никому достоверно не известным причинам. То ли их застигла буря, то ли они были захвачены не по доброй воле оказавшимися на их борту пассажирами. Как бы то ни было, флот, доставлявший в Рим зерно, сократился до одной трети своей обычной численности. Чтобы избежать беспорядков, Клавдий воспользовался испытанным рецептом – устроил грандиозный праздник.
Усеянные людьми холмы вокруг озера напоминали сейчас огромный, переполненный амфитеатр цирка. Разносчики продавали разлитый по глиняным кружкам ледяной лимонад, торговцы птицей из деревень Кампании – жареных цыплят, и жирный чад поднимался над кострами продавцов рыбы. Шлюхи, промышлявшие возле Большого цирка, сменили рабочие места и предлагали свои услуги прямо на зеленой травке. Возмущенные жены буквально кулаками отгоняли их от своих мужей. Кустов, окружавших озеро, не хватало, а потому непристойные, сопровождавшиеся вульгарными воплями сцены разыгрывались временами прямо у всех на глазах.
Звук фанфар возвестил о прибытии императора. Окруженный тридцатью преторианцами, бесцеремонно расшвыривавшими в стороны мешавшую проходу толпу, он направился к богато украшенной трибуне, воздвигнутой на самом берегу озера. На Клавдии была роскошная алая с золотой каймой мантия полководца, но лысая голова и неуверенная походка выдавали его возраст. Совсем иначе выглядела шедшая рядом с ним жена, Агриппина.
В полупрозрачном, расшитом золотом одеянии, с гладко зачесанными, падающими на шею волосами, она не давала вежливо аплодирующей публике никаких поводов сомневаться, кому принадлежит реальная власть в стране. Агриппина улыбалась собравшейся толпе, хотя вряд ли хоть кто-нибудь отвечал на ее улыбку.
Почетная трибуна вмещала около тысячи зрителей – сенаторов, жрецов и высших чиновников, всегда занимавших привилегированные места в театрах и цирках. Ни от кого не ускользнуло то, что сигнал к началу игр подал не император, а Агриппина. Под оглушительный рев литавр и труб пятьдесят снабженных носовыми таранами судов двинулись навстречу друг другу. Надсмотрщики хлестали рабов, сидевших за расположенными где в два, а где и в три яруса веслами. Окровавленные бичи разрывали кожу прикованных к скамьям гребцов, оставляя на ней неизгладимые шрамы. Над озером разносились резкие выкрики команд. Суда набирали скорость, а возбужденная публика продолжала кричать: «Citius, citius… быстрее, быстрее!»
Таран одной из трирем с громким треском врезался в корпус идущего ей навстречу судна. Хлынувшая в пробоину вода заставляла корабль крениться все больше, увлекая за собой и сцепившееся с ним атакующее судно. Теперь сталкиваться начали и другие суда. Некоторые из них при этом переворачивались, и слышны были отчаянные крики уходящих под воду прикованных к скамьям рабов. В одном месте сошлись в схватке двадцать, по меньшей мере, судов. Их команды дрались друг с другом короткими мечами, шестами и веслами, сбрасывая противников в воду или рубя руки гребцам, чтобы лишить вражеское судно маневренности. Крики и стоны не доносились до берега, потому что рев возбужденных зрителей перекрывал звуки боя.
Откуда-то в гущу сцепившихся кораблей полетел зажженный факел. Через несколько секунд пламя охватило их, и вот уже первое судно, окутанное дымом, повалилось набок и с громким шипением исчезло под водой, тут же начавшей приобретать рыжевато-красный оттенок. Между обломками на поверхность всплывали трупы с раскинутыми в агонии руками. Тех, кто пытался спастись, доплыв до совсем близкого берега, встречали расставленные там дозорные. Не давая выбраться из воды, они били несчастных ногами или кололи копьями до тех пор, пока те не переставали подавать признаки жизни.
