– Ну, ответ очевиден. Вам остается только скрываться.
– Ха-ха! – горько усмехнулся он. – Но где нам укрыться? Скажи!
Катерина обменялась с Жилем взглядами и ответила, почти не задумываясь:
– Естественно, на видном месте.
– Оставайтесь с нами, ты и мисс Марден. Здесь найдется для вас занятие и крыша над головой.
– Я не могу тут оставаться! – внезапно вскричала Бланш так громко, что все они удивленно посмотрели на нее. Казалось, что она до смерти напугана этим предложением, и Саймон с трудом подавил желание подойти к ней и постараться успокоить. Нет, нет! Он больше не будет к ней подходить, достаточно у нее из-за него проблем.
– Но почему, Бланш? – только и смог он спросить.
– Потому что… потому что… Ну… вы же бродячие артисты!
В комнате повисло молчание. Жиль и Катерина смотрели на девушку, словно ожидая, что она еще скажет, а Саймон, как-то сразу помрачнев, произнес:
– Та-ак, понятно. Ты не очень доверяешь себе и боишься, что мы тебя тут развратим, я прав?
– Да. То есть, нет! Конечно, нет! Но я могу остаться с вами.
Голос Бланш задрожал, и Саймону показалось, что она, впервые за все время их знакомства, в следующее мгновение может заплакать.
– Я не смогу жить так, как вы живете, – добавила она.
– Конечно, не сможешь, – согласилась Катерина, к удивлению мужчин. – Ты заслуживаешь лучшей доли. Но если ты как следует об этом поразмыслишь, то поймешь, что в нашем предложении есть смысл.
Жиль поддержал актрису:
– Нас уже допрашивали, а повозки осмотрели, так что вряд ли вас будут искать среди наших актеров.
– Но мы не можем ставить вас под угрозу, – возразил Саймон, хотя на самом деле предложение ему понравилось.
А Жиль между тем хлопнул его по плечу и сказал, отвечая на его слова:
– Да ладно тебе! Что за жизнь без приключений! Оставайтесь!
Саймон кивнул. Спорить нечего, если он примет предложение Роули, то сможет все-таки найти способ оправдаться и очиститься от обвинений. К тому лее и Бланш будет рядом, хотя он и сам не понимал, почему для него это так важно. В любом случае, он, таким образом, даст ей возможность выбирать, пусть выбирать особо и не из чего.
– Я согласен, – сказал он. – Правда, я не могу говорить за мисс Марден.
Все посмотрели на Бланш. Она стояла, прикусив верхнюю губу, изо всех сил стараясь не разрыдаться.
– Соглашайся, принцесса. Это лучший выход для нас.
Наконец, глубоко вздохнув, девушка произнесла:
– Да, полагаю, что так.
В следующее мгновение, не выдержав, она всхлипнула, закрыла лицо руками, а затем горько, безутешно разрыдалась.
Саймон шагнул было к ней, но Катерина оказалась быстрее. Актриса обняла девушку и, ласково поглаживая, начала приговаривать:
– Ну-ну, девочка моя, ты просто устала и проголодалась. Вот увидишь, отдохнешь, и сразу окажется, что все не так плохо, как ты думаешь. Пойдем, милая, – Катерина, все так же обнимая Бланш, повела ее к выходу из гримерной.
– Кто знает, принцесса, – попытался подбодрить ее Саймон. – Может, мы еще сделаем из тебя актрису.
Однако Бланш, похоже, окончательно пришла в себя, к ней вернулась ее легкая язвительность и упрямство, и ему пришлось убедиться в этом уже сейчас. Она оглянулась через плечо и, бросив на него простодушный взгляд, в котором, впрочем, была заметна легкая ирония, сказала:
– Ой, пожалейте меня! Если я стану одной из вас…
– Эй-эй, полегче! – Он погрозил ей пальцем. – Не забывай, кто вокруг тебя!
– Хуже не будет, – отмахнулась она. – Самое страшное уже случилось, когда я встретила вас, сэр.
Жиль расхохотался во все горло.
– Она тебя умыла, парень! Теперь оставь девчонку в покое, вам и так хватило приключений. Да, Кейт, задержись на минуту, нам надо поговорить о предстоящей генеральной репетиции.
Катерина ободряюще улыбнулась девушке и подошла к нему, чтобы поговорить о театральных делах, оставив Бланш и Саймона наедине. Они стояли молча, избегая смотреть друг другу в глаза, и Саймон пытался понять, почему он вдруг чувствует такую неловкость и не может сказать ни слова. Бланш не отличалась особенной красотой, она не принадлежала к числу утонченных актрис, да и вообще была чужой в театральной среде. Просто случайная знакомая, с которой его столкнула судьба и которая прошлой ночью оказалась настолько соблазнительной и нежной.
– Надеюсь, тебе будет здесь удобно, – наконец неуклюже произнес он.
– Они, кажется, неплохие люди, – одновременно с ним сказала Бланш и тут же осеклась. – Ой, извини, ты что-то сказал?
– Нет, ничего. Ты первая.
– Спасибо. Твои друзья очень милы.
– Для актеров? – не удержался Саймон от колкости. – Тебе до сих пор, очевидно, не доводилось встречать благородных представителей нашей профессии?
– Да, пожалуй, – она как-то смущенно улыбнулась. – Честно говоря, я никак не могу понять, когда вы говорите серьезно, а когда играете.
– Я, наверное, должен этому радоваться, да? – он засунул руки в карманы и сказал то, что совсем не собирался говорить. – Прошлой ночью там, на постоялом дворе, пока нам не помешали… Ее щеки запылали.
– Извини, я не понимаю, о чем ты…
– Уверен, что понимаешь. Да, ты права, иногда я действительно играю роль.
Бланш посмотрела ему в глаза и повторила:
– О чем ты говоришь?
И тогда он, наконец, смог сказать то, что давно собирался сказать, но во что сам теперь уже не верил.
– Знаешь, прошлая ночь ничего не значит.
– Понятно, – прошептала она, но в ее глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление. Или это ему только показалось?
– Неужели, понятно, принцесса? – криво улыбнулся Саймон.
– О да! Только если ты прошлой ночью играл какую-то роль, – она сделала глубокий вдох и завершила свою фразу, – то тебе следует еще порепетировать с кем-нибудь другим.
Бланш резко отвернулась и вышла из комнаты, и он не стал ее удерживать, хотя это было труднее, чем казалось раньше.
– М-да, славно ты обделываешь свои делишки, – раздался за спиной Саймона голос, и он, оглянувшись, увидел Макнелли, невозмутимо стоявшего у стены и явно слышавшего их разговор.
– Зачем было так обижать девчонку?
– Это было необходимо, – коротко бросил Саймон и тоже вышел из гримерки, надеясь, что Макнелли не пойдет за ним.
Он давно не был в театре и теперь, вдохнув знакомый запах кулис, почувствовал себя так, словно вернулся домой. Еще несколько шагов, и он увидит сцену, как всегда тихую и безлюдную накануне спектакля. От нетерпения Саймон пошел быстрее, миновал несколько коридоров, забитых декорациями, и, наконец, оказался там, куда так стремилась его душа все эти долгие месяцы после ареста. Его окружило гулкое пространство пустого зрительного зала. Перед ним в полумраке угадывались ряды лавок, отполированных за многие годы зрителями, приходившими сюда. Тяжелые шторы в ложах, окружавших партер, казалось, хранили в своих пыльных складках воспоминания о давно отгремевших овациях. В эту минуту зрительный зал являл собой довольно унылое зрелище, однако Саймон знал, что вечером, когда зажжется огромная люстра под потолком, все это помещение превратится в сказочный дворец, и каждый артист отдаст тогда на подмостках весь свой талант и даже душу волшебному таинству спектакля.
