— Чушь! — расхохотался Адриан, откинувшись на спинку сиденья и яростно нажимая на педаль газа. — Это наша ночь! И мы будем получать от нее удовольствие! Я знаю, вы не простили мне поцелуев прошлым вечером, но я ни единой секунды не сожалею о них и, как только представится возможность, повторю эксперимент!
Мелори почти поверила, что это кошмарный сон, что скоро, очень скоро она проснется и обнаружит себя в безопасности, в своей уютной спальне в «Морвене», и, лежа в ночной тишине, будет слушать, как Адриан играет на пианино. Но другая часть ее сознания знала, что это не сон, и, помимо вновь возникшего беспокойства за Серену и страха, вызывавшего неприятные ощущения в желудке, она почувствовала, как огромным снежным комом в душе нарастает злость.
Пучок света, мелькнувший в зеркале заднего обзора, заставил ее обернуться, и она увидела, что с боковой дороги, мимо которой они недавно пронеслись пулей, на гладкий асфальт упал желтый луч, и другая машина, вылетев на шоссе, начала приближаться к ним.
— Проклятие! — воскликнул Адриан. — Кто это нас преследует? И почему, черт возьми, этот парень нас не обгоняет?
Но он не сделал попытки притормозить, чтобы дать возможность другой машине проехать вперед, напротив, увеличил скорость так, что преследователь начал отставать, и Мелори задохнулась от разочарования, боясь, что он уже не наверстает упущенное расстояние.
Заскрежетав зубами, Адриан еще сильнее надавил на педаль газа, и Мелори отбросило на спинку сиденья. Пытаясь перекрыть пронзительный свист ветра, девушка с мольбой в голосе, задыхаясь, прокричала:
— Адриан! Адриан, ради бога, остановитесь! Пожалуйста! Пожалуйста! Это безумие! Давайте повернем назад!
Но он даже не побеспокоился ответить, и единственным утешением для нее было то, что свет фар вновь настиг их и уже не осталось сомнений: кто-то целеустремленно следовал за ними.
Адриан, судя по всему, тоже понял это и занервничал; ловкости в обращении с машиной как не бывало. Там, где дорога начала извиваться и необходимо было сбросить скорость и ехать более осторожно, он продолжал гнать на всех парах.
Крутой поворот — и неминуемое несчастье произошло. Удар! Мелори крепко вцепилась в сиденье, зажмурив глаза. Раздался какой-то взрыв — ей показалось, что частью этого взрыва была и она сама, — машина подпрыгнула, и девушку выбросило на мягкую насыпь у обочины, где она и осталась лежать в полном сознании, слушая, как ужасный скрежет и грохот затихают где-то вдали, сопровождаемые отвратительным визгом автомобильных покрышек.
Она лежала и вяло размышляла о том, как тихо стало в мире. Вдруг на дороге раздались шаги, они с быстротой молнии приближались к ней. Кто-то взобрался на насыпь, склонился над девушкой, и голос, мужской голос, позвал:
— Мелори! О Мелори, моя дорогая… моя дорогая!
Мелори открыла глаза, уверенная, что бредит.
— Я… я в порядке, — пробормотала она. — Я… в полном порядке.
Теплые ладони заскользили по ее телу, ощупывая его с невероятной нежностью в поисках травм, которые мужчина опасался найти, но, к счастью, не нашел. Мелори слышала, как он глубоко и с облегчением судорожно вздохнул и произнес дрожащим голосом:
— Мелори, любимая, я отнесу тебя в машину. Ты сможешь потерпеть, если я подниму тебя? Я буду осторожен, я не причиню тебе боли.
— Я знаю, — прошептала она, а в следующее мгновение, оказавшись у него на руках, прильнула к широкой груди, как измученный ребенок. — Зачем вы, зачем, я смогу идти сама… — И провалилась в беспамятство.
Глава 18
Палата, в которой она очнулась, была светлой и яркой от солнца и огромного количества цветов. Цветы стояли в вазах по обе стороны кровати, и, глядя на них, девушке даже не верилось, что все это великолепие принадлежит ей. Здесь были и голубые побеги шпорника, и розы — желтые, розовые, темно-красные, и орхидеи…
Мелори протянула руку и нежно дотронулась до шелковистых лепестков тюльпанов. Она делала это уже несколько раз с тех пор, как открыла глаза и обнаружила их там, почти касавшихся ее подушки. Днем раньше в этой вазе были малиновые гвоздики, а до них — багровые розы. Каждый день цветочные подношения, стоявшие так близко, что она чувствовала их аромат, были свежими, яркими и благоуханными. И хотя Мелори почему-то боялась спрашивать, от кого эти букеты, она всякий раз при виде их замирала от счастья, переполнявшего душу.
Миссис Карпентер и Роза навещали ее. Серена, уже оправившаяся от приступа лихорадки, случившегося в ночь бала (как выяснилось, она просто переволновалась тогда да еще объелась конфетами), посылала любимой гувернантке самые пылкие приветы, но девочке не позволяли навещать ее. Белинда и Марк Антоний, перешедшие под опеку Серены, тоже, согласно накаляканной детской рукой записке, которую принесла миссис Карпентер, выражали ей свою горячую любовь. Экономка приходила несколько раз, тихо сидела у кровати Мелори, улыбаясь таинственно и как будто радуясь чему-то, хотя в глубине ее глаз таилась тень печали.
Только Райф Бенедикт не показывался, но девушка знала, что он не заставит себя долго ждать. Медсестра сказала, что он звонит каждый вечер и каждое утро, дотошно выясняет подробности о ее самочувствии, и ему уже сообщили, что через неделю ей будет позволено покинуть больницу. К всеобщему удивлению, Мелори не получила серьезных повреждений — только легкое сотрясение мозга.
Однажды утром, когда все, казалось, предвещало ее скорую выписку, еще до того, как человек, визита которого она так ждала, соблаговолит навестить ее, дверь открылась, и он появился на пороге. Сиделка, проводившая его в палату, сразу же испарилась, а Мелори и мужчина, совсем недавно назвавший ее «дорогая» и «любимая», мужчина, чей голос звучал так, будто его жизнь потеряет смысл, если она не отзовется, остались наедине — в первый раз с той ужасной ночи, которую никто из них никогда не забудет.
Он не принес ей цветов. Тихо вошел, присел на край кровати и взял ее руки, хрупкие и белые, как цветы, в свои ладони, поднес к губам и поцеловал, а его глаза сказали ей все, что она хотела узнать, и в них больше не было даже тени насмешки.
— Мелори… Ты поняла, почему я не приходил к тебе раньше?
Она кивнула, и ее серые глаза наполнились сочувствием.
— У вас было много хлопот с гостями.
— Не только поэтому. Я хотел, чтобы ты немного окрепла.
— Для чего? — чуть слышно спросила она, не осмеливаясь встречаться с ним взглядом.
Он улыбнулся:
— А ты не догадываешься?
Мелори уже готова была ответить: «Нет» — и отвернуться, но что-то заставило ее храбро поднять длинные ресницы и посмотреть ему прямо в глаза… янтарно-карие глаза цвета шерри, с золотистыми веселыми искорками… Райф тихо и счастливо вздохнул, а затем вдруг порывисто обнял девушку за худенькие плечи, крепко прижал к своей груди и зарылся лицом в ее пушистые волосы. И она почувствовала, как неистово, в унисон с ее собственным, забилось его сердце.
