— Нет, благодарю вас, мистер Эдмондс.
— Я вот еще что хотел вам рассказать. Две недели назад я получил весьма щедрое пожертвование на оснащение нового лингвистического кабинета. — Он многозначительно посмотрел на нее.
— Что ж, это очень хорошо.
— Разумеется, я написал этому человеку, поблагодарил…
— У меня много всякого рода трудностей сейчас, но я возьмусь… Во всяком случае, эссе я принесу в конце недели. А еще через неделю — разбор текстов Томаса Гарди. — Эмма спешила, потому что подруга Кейт ожидала ее в кофейном баре.
— О пожертвовании я заговорил недаром. Этот господин позвонил мне некоторое время спустя. Вежливый, но уж очень, на мой взгляд, дотошный. Так вот, он расспрашивал меня о вас. Возвратилась ли мисс Блэкмур к занятиям? Как выглядит? Потом еще про шрам на лбу… Что это у вас, кстати?
У Эммы потемнело в глазах.
— Ничего страшного, так небольшая травма… Так что вы сказали… Луису Кеведо?
— Да, это был он. — Мистер Эдмондс пришел в замешательство. — Во всяком случае, я не сообщил ему ничего такого, что он не мог бы выяснить по другим каналам.
Эмма слабо улыбнулась профессору и встала, чтобы наконец уйти. Если он будет и дальше расспрашивать, я скажу, что меня сбила машина сеньора Кеведо.
— Видите ли, моя девочка… — Мистер Эдмондс прошелся по кабинету. — Он прислал мне письмо для вас, я обещал передать. По-моему, что-то официальное. А впрочем, не знаю.
На поданном ей конверте твердым знакомым почерком было написано ее имя.
— Я исправлюсь, честное слово! — заверила Эмма своего наставника.
Тщетно подождав, что Эмма распечатает конверт, он покинул ее, сказав, где она сможет его разыскать, когда принесет выполненные работы. Она наконец смогла вскрыть письмо.
«Дорогая Эмма, мне очень хотелось бы знать о результатах твоих заключительных экзаменов…»
— Очень его это беспокоит, — прошипела она сквозь сомкнутые зубы.
«Твоя мама сказала мне, что ты не желаешь больше меня видеть. Что ж, я уважаю твои чувства.
Я чрезвычайно рад, что ты возвратилась к занятиям. Твой педагог очень высокого о тебе мнения и ожидает наилучших результатов от твоих экзаменов.
Я не перестаю о тебе думать, Эмма.
Ты обязана взять деньги на лечение, так как увечье ты получила, находясь в моем доме. Миссис Блэкмур ведь сказала мне, что потребует с меня денег по суду.
Это мое последнее письмо к тебе, guapa. Впрочем, если ты вдруг захочешь мне написать, буду рад и тут же отвечу. Приложенная к этому чековая книжка откроет тебе доступ к моему лондонскому счету.
Не торопись разорвать это. Прошу тебя, дочитай до конца. Ты вправе относиться ко мне как угодно. Но мне очень бы хотелось, чтобы ты свободно пользовалась моим вкладом, дабы не отвлекаться на посторонние хлопоты во время подготовки к экзаменам.
От души желаю тебе счастья.
Всегда помнящий тебя
Луис».
Эмма надорвала чековую книжку и выбросила ее в окно. Да, совесть, видно, совсем его замучила. Что ж, эти муки заслуженные. Но только она никогда не будет строить на них свое благополучие. Пусть не рассчитывает на это.
Всегда помнящий… Да, это взаимно. И ей никогда не избавиться от воспоминаний о тех днях в Андалусии. Конечно, иногда они будут тускнеть в наплыве иных впечатлений, но всякий раз им суждено возвращаться с обновленной ясностью, как только ей случится посмотреть на себя в зеркало.
Почему он не может отойти в сторонку? Почему старается неотступно следить издали за каждым ее шагом? Она может лишь догадываться о причинах. Боится, что она возбудит против него дело? Может быть, он проконсультировался у адвоката и узнал, что его позиция проигрышная? Он может винить ее в смерти дона Рафаэля и гибели Гиерро, но испанский кодекс чести предписывает ему оплатить ее лечение. Эмма улыбнулась. Она его безнадежный долг. Луис ведь человек деловой, он ненавидит безнадежные долги. Все здесь ясно, как белый день.
Ободренная этой мыслью, Эмма спрятала письмо в сумку и пошла проверить, не ждет ли ее до сих пор Кейт.
Октябрь выдался холодный, но солнечный. Багряно-бронзовая листва в университетском дворике так и горела под ярким солнцем. Эмма заметила, как красиво озарены светлые стены факультета испанистики. Последний праздник цвета и света в уходящем году.
Она почувствовала себя чем-то вроде Мэри Поппинс: вся тяжесть, гнувшая ее к земле после возвращения домой, вдруг испарилась, и ей казалось, что по своему внутреннему приказу она сумеет подняться над миром и полететь. Судя по его последнему письму, Луис предоставлял ей свободу. Себя он также освободил и от денежного, и от нравственного долга, открыв ей доступ к своим сбережениям. Но главное то, что он обещал уйти с дороги. Он перерезал последнюю связывающую их нить, когда наконец отрекся от алчного желания постоянно держать ее у себя в плену.
Да, теперь она кошка, гуляющая сама по себе. А еще — растение, только что отошедшее от пережитой суровой зимы. Со стороны оно кажется мертвым, но соки в нем двинулись. Еще чуть-чуть — и оно все покроется зеленью молодых побегов.
Как же она была смешна — убеждала себя, что она ничто без Луиса Кеведо! У нее был временный застой, вот и все…
На одном из табуретов у стойки бара стояли туфельки Кейт. Подруга заняла для нее место.
— Надо же! Не успела я оглянуться, а ее величество тут как тут. Вот, я тебе уже кофеек накрыла блюдечком, чтобы не остыл. Еще чуть-чуть — и я бы умяла твой пирожок.
Что-то Кейт уж очень благодушествует. Это ведь самая вредная девчонка во всем северном полушарии. Кофе был едва теплый.
— Тебе любопытно что-нибудь узнать, Кейт?
— Нет, мне, знаешь, как-то безразлично.
— Тебе безразлична судьба лучшей подруги?
— Годам к сорока ты станешь вздорной бабой, Эмма Блэкмур.
— Спасибо за прямоту. За пирожок я с тобой не расплачиваюсь: ты оставила мой жакет в автобусе.
— Его же потом возвратили… Слушай, Эмма. Ты что, не поладила с тем испанцем?
— Почему ты так думаешь?
— Быстро ты вернулась в Англию.
— Видишь ли, Кейт, на меня там что-то нашло. Я все деньги, которые от него получила, стала тратить на выпивку и «колеса». А Кеведо семья старинная, можно даже сказать — рыцарская семья. Понятно, какое обо мне у них сложилось мнение…
— Погляди, за тем столиком Брэд. Ты знаешь, что он к тебе неравнодушен? Ладно, я пойду. В другой раз покупай пирожок на свои!
— Эй, дама со шрамом, ты в порядке?
Эмма вошла в бар после изнурительнейшего часа, какой только был в ее жизни, и с благодарностью приняла пиво, заказанное для нее Брэдом.
