Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
Тут Маша должна была сказать, что ничего, мол, успеем. Каждый год успеваем, а птёрки и охли не бездельники, а очень милые и работящие. Но Маша молча продолжила уборку.
Наверно, поэтому птёрки и охли сами вступились за свою честь.
— Вообще-то, — сказала охля, выбираясь из-под кровати, — мы не бездельники, а очень милые и работящие.
— А что хулиганим иногда, так только в нерабочее время, — добавил птёрк, спускаясь со шкафа на манер заправского альпиниста.
У Сергея Ивановича немного отлегло от сердца, и он продолжил свою роль строгого, но справедливого Деда Мороза.
— Не бездельники? А где тогда мои письма?
Птёрк и охля переглянулись и синхронно вздохнули.
— Да, — сказала Маша, — и у меня с руками что-то… Волшебство не получается.
На сей раз птёрк и охля сначала вздохнули, а уж потом переглянулись.
— Что вы там сопите? — Морозов почувствовал, что начинает не на шутку злиться на своих помощников. — Толком скажите, что происходит.
— Что происходит, что происходит… — пробурчал птёрк. — Записки ему подавай…
— Подавай, конечно! — потребовал Сергей Иванович. — Как без записок желания выполнять? Я же каждого ребенка за руку потрогать не могу!
— На тебе записку, — охля неизвестно из какого кармана вытащила свернутую в трубочку бумажку и протянула Морозову.
Тот выхватил бумажку из охлиной лапки, бегло прочитал: «Плюшивый заиц», сжал записку в руке — и растерянно заморгал, как пять минут назад моргала Маша.
— Маша! — потрясенно сказал он. — Я ничего не чувствую. Совсем.
Он для верности зажмурился. Но увидел только круги перед глазами. Наверное, слишком крепко сомкнул веки.
— Так, — Сергей Иванович открыл глаза и очень строго посмотрел на птёрка и охлю, что это еще за фокусы?
— Никаких фокусов, — ответил птёрк. — Раньше были, а теперь — все.
— Вообще-то, — охля дернула птёрка за хвост, — мы не имеем права им говорить…
— Вообще-то мы им показываться не имеем права!
— Имеем!
— Нельзя, чтобы нас видели обычные люди!
— Он не обычный, он нас придумал!
— А Маша что, тоже нас придумала?!
— Вот я и говорю: нельзя им говорить…
Морозов замотал головой. Он так и не привык к манере птёрков и охлей быстро и бестолково спорить между собой.
— Стоп! — сказал он. — Не хотите показываться обычным людям — не надо. Но своему родному Деду Морозу можете объяснить, что к чему?
— Так это… — птёрк зашаркал лапкой, — ты ведь больше не…
— … не Дед Мороз? — удивился Морозов.
Птёрк и охля грустно закивали.
— Но как? И почему? Я был плохим Дедом Морозом?!
— Нет-нет! — охля торжественно сложила лапки. — Ты был самый-самый хороший Дед Мороз!
— Ну да, — сказал птёрк, — другого-то не было.
— А если бы и был, он все равно был бы лучшим!
Морозов понял, что сейчас опять начнется перепалка, и прикрикнул:
— Тихо! Вы можете толком рассказать, что случилось?
— Не можем, — признался птёрк. — Не имеем права. Ты больше не Дед Мороз, значит, и нас больше нет.
И птёрк с охлей, взявшись за руки, начали торжественно таять в воздухе.
— Куда! — испугалась Маша. — Не пропадайте!
— С юбилеем, — вдруг крикнула почти прозрачная охля. — Вспомните, когда и как…
И тут они исчезли совсем.
Маша сидела в углу кухни и испуганно смотрела на мужа. Тот впервые в жизни купил бутылку водки и даже открыл ее. Правда, наливать пока не стал, но она чувствовала, что вот-вот дойдет до этого.
— Почему? — повторял Морозов, меряя шагами кухню. — Ну почему? Мы же так старались! А про детей они подумали?
— Кто «они»?
— Не знаю! Те, кто нас сначала сделал Дедом Морозом и Снегурочкой, а потом — раз, и нету!
— Погоди, — Маша потерла лоб, — тут что-то не то… Помнишь, охля нас с юбилеем поздравила?
Сергей Иванович кивнул. Формально у супругов Морозовых действительно через несколько дней намечался юбилей — пятьдесят лет каждому. Когда после снятия блокады Морозовы начали наводить порядок в документах, то единогласно решили «потерять» паспорта. Уж слишком неправдоподобно смотрелись даты рождения — 1872 у Сергея Ивановича и 1875 у Маши. В паспортном столе они сказали, что родились в один день, 25 декабря 1912 года.
— А ты помнишь, почему мы двенадцатый год записали? — спросила Маша.
— Тогда все началось, — вздохнул Сергей Иванович. — Под Рождество. Ты думаешь, нам дали только пятьдесят лет? Но этого же мало!..
— Погоди! Охля еще сказала: «Вспомните, как!» Ты помнишь, как это все было?
Морозов наморщил лоб:
— Конечно. Мы пошли гулять… в переулок… Там было красиво… Метель…
— Не просто метель! Там была разноцветная вьюга! Мы в нее попали — и…
Сергей Иванович секунду смотрел на жену, потом сгреб ее в охапку и начал кружить по комнате:
— Умница моя! Снегурочка моя любимая! Ай, умница!
Маша только хохотала и болтала ногами. Потом вдруг Морозов перестал хулиганить и заторопился:
— Давай скорее одеваться! Пойдем туда, прямо сейчас!
Морозов так спешил, что чуть не выскочил из дому в тапочках. Хорошо, что Маша была более внимательной, и вернула мужа одеться. Но все равно супруги собрались в рекордно короткое время.
Посмотреть на них со стороны — ничего особенного. Ну бегут по улице два человека, одеты вполне прилично, в пальто. Маша в красивой белой вязаной шапочке, воротник меховой под солнцем лоснится. Морозов тоже в пальто, в добротном, драповом. Как и положено советскому инженеру.
Ну бегут, спешат наверное, мало ли может быть дел у людей?
От дома № 10 по улице Чайковского, где до сих пор жили Морозовы, до бывшего Косого переулка (а ныне переулка Оружейника Федорова) минут пять, даже неторопливым шагом. Морозовы уложились в три.
Прибежали, огляделись, отдышались и начали осматриваться.
— Маш, и что мы теперь должны сделать?
— Не знаю. Давай пока просто погуляем.
Маша взяла мужа под руку, и они отправились к Фонтанке. Через пару минут сказала:
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
