Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
Джим задумался.
– Ну? – сказал я.
– Какое мне было дело до того, что они придумают? – небрежно воскликнул он. – Они могли выдумать все, что им было угодно. Это касалось только их. Я-то знал правду. Никакая их выдумка, которой поверили бы другие, ничего не могла изменить для меня. Я не мешал шкиперу рассуждать. Он говорил без конца. Вдруг я почувствовал, что ноги мои подкашиваются. Я был болен, устал – устал смертельно. Я бросил румпель, повернулся к ним спиной и сел на переднюю скамью. С меня было довольно. Они окликнули меня, чтобы узнать, понял ли я. Спрашивали, разве не правдива вся эта история? Честное слово, с их точки зрения она была правдива. Я не повернул головы. Я слышал, как они переговаривались: «Глупый осел ничего не говорит!» – «О, он прекрасно понял». – «Оставьте его в покое; он придет в себя». Что я мог сделать! Разве мы не сидели в одной шлюпке? Я старался ничего не слушать. Дымок на севере исчез. Был мертвый штиль. Они напились воды из бочонка; я тоже пил. Потом они стали возиться с парусом, натягивая его над планширом. Спросили, не возьму ли я пока на себя вахту? Они подлезли под навес, скрылись с моих глаз – к счастью! Я был утомлен, измучен вконец, как будто не спал со дня своего рождения. Солнце так сверкало, что я не мог смотреть на воду. Время от времени кто-нибудь из них вылезал, выпрямлялся во весь рост, чтобы осмотреться по сторонам, и снова прятался. Из-под паруса доносился храп. Кто-то мог спать. Во всяком случае, один из них. Я не мог. Везде был свет, свет, и шлюпка словно проваливалась сквозь этот свет. Иногда я с изумлением замечал, что сижу на скамье…
Джим стал ходить размеренными шагами взад и вперед перед моим стулом; он задумчиво опустил голову, засунул левую руку в карман, а правую изредка поднимал, словно отстраняя кого-то невидимого со своего пути.
– Должно быть, вы думаете, что я схожу с ума, – заговорил он изменившимся голосом. – Неудивительно, если вы вспомните, что я потерял фуражку. На своем пути с востока на запад солнце все выше поднималось над моей непокрытой головой, но, вероятно, в тот день ничто не могло причинить мне вред. Солнце не могло свести меня с ума… – Правой рукой он отогнал мысль о безумии. – И не могло меня убить… – Снова рука его отстранила тень… – Этот выход у меня оставался.
– В самом деле? – сказал я, страшно удивленный этим оборотом; я взглянул на него с таким чувством, словно предо мной стояло совершенно новое лицо.
– Я не заболел воспалением мозга и не упал мертвым, – продолжал он. – Меня не тревожило солнце, палившее мне голову. Я размышлял так же хладнокровно, как если бы сидел в тени. Эта жирная скотина – шкипер – высунул из-под паруса свою огромную стриженую голову и уставился на меня рыбьими глазами. «Donnerwetter! Вы умрете», – проворчал он и, как черепаха, полез назад. Я его видел. Слышал. Он не помешал моим мыслям. Как раз в эту минуту я думал о том, что не умру.
Мимоходом он бросил на меня внимательный взгляд, пытаясь угадать мои мысли.
– Вы хотите сказать, что размышляли о том, умрете вы или нет? – спросил я, стараясь говорить бесстрастно. Он кивнул, продолжая шагать.
– Да, до этого дошло, пока я сидел там один, – сказал он.
Он сделал еще несколько шагов, а потом повернулся, словно дойдя до конца воображаемой клетки; теперь обе его руки были глубоко засунуты в карманы. Он остановился как вкопанный перед моим стулом и посмотрел на меня сверху вниз.
– Вы этому не верите? – осведомился он с напряженным любопытством.
Я не мог не заявить торжественно о своей готовности верить всему, что бы он ни счел нужным мне сообщить.
Глава XI
Он слушал меня, склонив голову к плечу, а я еще раз увидел проблеск света сквозь туман, в котором он двигался и существовал. Тускло горевшая свеча трещала под стеклянным колпаком; то был единственный источник света, позволявший мне видеть Джима. За его спиной была темная ночь и яркие звезды, их блеск уводил взоры в еще более сгущенную темноту; однако какая-то таинственная вспышка, казалось, осветила для меня его мальчишескую голову, словно в этот момент юность его на секунду вспыхнула и угасла.
– Вы ужасно добры, что так меня слушаете, – сказал он. – Мне легче. Вы не знаете, что это для меня значит. Вы не знаете…
Казалось, ему не хватало слов. Я увидел его отчетливо на секунду. Он был одним из тех юношей, каких вам приятно видеть подле себя; таким вам хочется представлять самого себя в юности; одна его внешность пробуждает к жизни те иллюзии, которые вы считали забытыми, угасшими, холодными, но близость иного пламени их оживляет – они трепещут где-то глубоко-глубоко, дают свет… тепло… Да, тогда я увидел его на секунду… и это было не в последний раз.
– Вы не знаете, что это значит для человека в моем положении, когда ты можешь говорить начистоту с тем, кто старше тебя. Это так тяжело… так ужасно несправедливо… и так трудно понять.
Туман снова сгустился вокруг него. Я не знаю, каким старым я ему представлялся – и каким мудрым. Но в ту минуту я себя чувствовал вдвое старше и таким бесполезно мудрым. Конечно, только у тех, кто связан с морем, сердца так широко раскрываются навстречу юности, стоящей на грани, – юности, что взирает блестящими глазами на сверкающую гладь, которая является лишь отражением их взгляда, полного огня. Какая великолепная неопределенность заложена в ожиданиях, которые каждого из нас увлекали к морю, какая прекрасная жажда приключений, и эти приключения – наша неотъемлемая и единственная награда.
То, что мы получаем… ну, об этом мы не говорим, – но может ли хоть один из нас сдержать улыбку? Лишь в жизни на море иллюзия – подлинная реальность, лишь здесь вначале все – иллюзия, и нигде разочарование не наступает так быстро, а подчинение не бывает более полным. Не все ли мы начинали, жаждая только одного, кончали, зная только об одном, и проносили сквозь ряд отвратительных дней воспоминания о тех же чарах? Не чудо, что мы ощущаем связующие узы, когда тяжелый удар настигает одного из нас; и, помимо содружества на море, нас объединяет иное, более широкое чувство – чувство, которое привязывает взрослого человека к ребенку. Он сидел передо мной, веря, что возраст и мудрость могут найти лекарство против мучительной истины; он дал мне заглянуть в свою душу, и я увидел юношу, попавшего в беду – дьявольскую переделку, услыхав о которой седобородые старики будут торжественно покачивать головами, скрывая улыбку. А он размышлял о смерти! Об этом ему приходилось размышлять, ибо он думал, что спас свою жизнь, когда все чары ее потонули в ту ночь вместе с судном. Что может быть более естественно? Трагично и забавно было вслух взывать к состраданию, – и чем я был лучше всех остальных, чтобы отказать ему в жалости?.. Пока я глядел на него, клубы тумана затянули просвет и раздался его голос:
– Я был так растерян, знаете ли. Такого положения никто никогда не мог бы ожидать. Это не похоже было, например, на сражение.
– Не похоже, – согласился я.
Он как-то изменился, словно внезапно возмужал.
– Не было уверенности, – прошептал он.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
