Трейси замолчала, глядя на Джеймса блестящими от слез глазами и словно умоляя понять, что хочет совсем другого, что ей нужен лишь один он. Однако если она поддастся своим сиюминутным желаниям, то каково ей будет в один прекрасный день обнаружить, что Джеймс смотрит на нее не с любовью, а с обидой и горечью?
— Да, — со вздохом согласился он. — Вероятно, ты права, и одной любви недостаточно. Я не могу винить тебя за твои чувства к Клариссе.
— А я могу понять твое желание защитить ее. Может быть, если бы у меня была более щедрая натура…
Джеймс покачал головой.
— Нет, у тебя очень щедрая натура. Самая щедрая на свете. — Заключив в объятия, Джеймс крепко прижал Трейси к себе и с мукой в голосе произнес: — Боже мой, Трейси, я этого не вынесу! Ждать так долго, наконец найти тебя, а потом…
— Ты прав, — бесцветным голосом согласилась она. — Было бы лучше, если бы мы вообще не встретились…
— Нет! — яростно воскликнул он. — Нет! Я никогда не пожалею о том, что узнал тебя, что полюбил… Этой ночью… О Боже, Трейси. Этой ночью я не принял никаких мер предосторожности и даже в глубине душе понадеялся на то, что ты забеременеешь от меня. Думал, что это крепче свяжет нас.
Острая боль пронзила ей сердце. Ребенок Джеймса… Если она забеременеет… Но какой смысл искать лазейки? Если даже у нее и будет ребенок от Джеймса, что хорошего это ей принесет? Что хорошего принесет это им обоим? Только лишние неприятности, непредсказуемые последствия ревности Клариссы. Придется беспокоиться еще за одну жизнь, взвалить на себя еще один груз страха. Но ведь это будет ребенок Джеймса…
За дверью послышался голосок Люси, и Трейси отодвинулась от Джеймса, даже не взглянув на него. Она знала, что глаза ее предательски увлажнились, а черты лица искажены болью и тоской. С трудом встав, Трейси подошла к окну, почти не обращая внимания на расстилающийся перед ней прекрасный пейзаж.
Почему, почему это должно было случиться именно с ней! Это казалось таким несправедливым.
Остаток дня она провела вся во власти плохого настроения. Джеймс вел себя безукоризненно, понимая ее состояние и щадя ее чувства. Он отчаянно пытался как можно более сдержанно отвечать на выражения очевидного удовольствия, которое Люси находила в его компании. Но и совсем не реагировать на знаки открытого обожания с ее стороны он не мог — это расстроило бы девочку. Прекрасно понимая ситуацию, Трейси все же предпочла бы, чтобы Джеймс Люси не понравился, чтобы она обиделась и отдалилась от него. Тогда… тогда, по крайней мере, пострадал бы только один из них. А так будут несчастны они обе.
Но стоило ей только намекнуть, что лучше уехать пораньше, как Люси настолько огорчилась, что у Трейси не хватило духу настаивать. И в результате к тоске по невозможному счастью прибавилась боль от понимания того, что из Джеймса получился бы прекрасный отец.
Если бы только… Если бы только — что? — мысленно усмехнулась она, сидя за приготовленным Джейн обедом. Вкусная еда не лезла в горло. Если бы только Кларисса могла растаять в воздухе, как облачко дыма. Однако это едва ли осуществимо, и, кроме того, не следовало забывать, что Джеймс искренне любит свою сводную сестру, и все, что задевает Клариссу, задевало и его.
В половине седьмого Трейси твердо заявила, что пора возвращаться. На этот раз ее слова были приняты без возражений. Но если Люси всю дорогу оживленно болтала, то сама она не проронила ни слова. Трейси решительно села на заднее сидение рядом с Люси, не доверяя своей выдержке и боясь, что, если придется сидеть рядом с Джеймсом, она расплачется, как малое дитя, от горя, муки и любви.
Она не собиралась приглашать его в дом. В конце концов, они высказали друг другу все, что можно и нужно было сказать. Джеймс любил ее, Трейси знала это. И она любила его, но этого было недостаточно. Совсем недостаточно.
У Люси, однако, были совсем другие планы: Джеймс обещал ей прочитать на ночь сказку. Трейси многозначительно промолчала и, поймав его виноватый и одновременно умоляющий взгляд, поняла, что выбора у нее нет.
Пока Люси мылась в ванной, они в полном молчании выпили по чашке кофе, стараясь держаться как можно дальше друг от друга. Потом, пока Джеймс читал Люси обещанную сказку, Трейси нашла занятие на кухне, заставляя себя не думать о том, что с этого вечера должна будет смотреть на него как на незнакомца. Как на сводного брата Клариссы, с горечью подумала она.
Трейси так и не заметила, когда начала плакать. Она помнила только, как снова и снова мыла одну и ту же чашку и как пыталась собраться с духом, когда вошедший в кухню Джеймс остановился за ее спиной.
— Она уснула. Думаю, что мне лучше уйти.
— Да, — промолвила Трейси срывающимся голосом.
Ей показалось, что Джеймс ушел, как вдруг она почувствовала его руку на своих плечах.
— И это все, что ты можешь мне сказать? Это все?..
Тут Джеймс заметил ее слезы, и сквозь бешеный стук пульса в ушах она услышала приглушенное проклятие и оказалась в его руках, под их надежной защитой. Он жадно целовал мокрое от слез лицо, снова и снова твердя, что любит ее, что должен же быть какой-то выход…
Оба они знали, что выхода нет, и провели остаток вечера, отчаянно пытаясь уместить целую жизнь, полную любви, в эти несколько, показавшихся их слишком короткими часов. Да так, собственно говоря, и есть, тоскливо подумала Трейси, скользнув взглядом по своему обнаженному тела туда, где рядом с ней лежал Джеймс. Рука его покоилась на ее бедре, а губы блуждали по мягкой, бархатистой коже.
— Я люблю тебя, — сказал он почти сердито. — Я так люблю тебя!
— Не надо, — попросила Трейси, хриплым от слез голосом. — Пожалуйста, не надо.
Ее била дрожь, удовольствие от только что пережитого акта любви сменилось острым сожалением о предстоящем расставании. Она вновь начала умолять Джеймса любить ее неистово, самозабвенно, чтобы память об этом вечере осталась на всю жизнь.
Затем Трейси ласкала его так, как он только что ласкал ее, и думала, что они, без сомнения, имеют на это право, что их интимные отношения не приносят никому вреда. Она намеренно гнала прочь мысли о том, что, может быть, уже зачала ребенка, которому суждено будет вырасти без отца, и который больше всех пострадает от этого эгоистичного, безответственного, но необходимого им как воздух любовного порыва…
Сразу после полуночи зазвонил стоящий возле кровати телефон. Машинально сняв трубку, она вздрогнула, услышав на другом конце линии знакомый голос.
— Трейси, это Николас. Простите, если разбудил. Но я только что звонил в «Голубятню». Там никого нет. Может быть, Джеймс у вас? Мне сейчас сообщили из клиники, что Кларисса не узнает никого из врачей, все время зовет брата, и я подумал…
Она молча протянула трубку Джеймсу, глаза ее потемнели от разочарования. Ну вот, что и следовало ожидать. Кларисса вклинилась между ними, нарушила их драгоценное единение, отняла последние часы счастья…
