Наконец мы пришли к нашему любимому месту – на смотровую площадку, с которой весь город, опоясанный набережной, виден как на ладони. В это время там никого не было – только несколько мам с колясками сидели на лавочках, укачивая своих карапузов.
– Риша, Ришенька, – прошептал Стёпа, зарываясь в мои волосы. По случаю необычного тепла я сняла с себя шапку и ослабила узел шарфа. – Ришка… Что случилось?
Он обнимал меня сзади, а я стояла к нему спиной, глядя на первые большие прогалины всё ещё скованной льдом реки. От неё пахло ледяной свежестью и весной. Чирикали птицы. Сияло солнце. В такой волшебный день совсем не хочется рассказывать о тёмных семейных историях.
Я повернулась к нему и обняла его за шею.
– Стёп, прости меня. Моё вчерашнее поведение никак не связано с какими-то обидами на тебя. Ты тут ни при чём.
– А кто при чём? – не унимался он.
– Зачем тебе об этом знать? Это проблема моей семьи, и она уже решена.
Я сама не верила в то, что говорила. Ага, конечно, решена. На ближайшие несколько недель. Пока из тюрьмы не выйдет какой-нибудь очередной «Кулковский».
– Мне нужно знать о тебе всё. Потому что я люблю тебя. Потому что мне больно видеть тебя такой – расстроенной, взвинченной, ощетинившейся, как маленький ёжик. Расскажи мне.
Я молчала.
– Пожалуйста!
Надо было видеть его глаза. Они умоляли. Я сдалась. И рассказала всё.
Наверное, даже больше, чем всё. Сначала о Кулковском, потом – о своей весёлой жизни, с постоянными приключениями и страшными телефонными звонками. Я говорила и говорила и никак не могла остановиться. Честное слово, дневничок, я ещё никогда никому не рассказывала столько о себе и своей семье. Даже мои Оля и Наташа не знают ничего о том, что я рассказала сегодня Стёпе. Он слушал меня внимательно, хмуря брови, обнимал, целовал мои губы, глаза и щёки…
– Прости, Риша, я и не знал, что у тебя ТАКАЯ жизнь, – серьёзно сказал он. – И я страшно зол на себя, ведь вчера я должен был быть рядом с тобой! Тогда тебе не пришлось бы спасаться бегством от этого бандита.
Я содрогнулась. Никто не знает, что мог бы сделать озверевший от жажды мести Кулковский со Стёпой.
– Не надо об этом, Стёп.
– Я не хочу тебе такой жизни, Риша.
– А чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты была спокойна и счастлива. И никогда не чувствовала страха. И я сделаю для этого всё.
У меня дыхание перехватило от его слов. Так не хотелось думать, что это обычная болтовня влюблённых, о которой забывают, когда влюблённость постепенно окрашивается в серые цвета обыденности. Я ничего не сказала в ответ. Мы стояли, обнявшись, на набережной, над нами с чириканьем пролетали какие-то весенние птахи, и я читала в его глазах, что всё сказанное – всерьёз.
Так бывает?..
Именно сегодня, там, на набережной, я впервые подумала о том, что хочу навсегда вырваться из этой полуродительской жизни, перестать бояться телефонных звонков, забыть, что на свете существует оружие, и выбросить нож и газовый баллончик из карманов пальто. И впервые поняла, что это возможно. В моей собственной, отдельной жизни.
19 марта 2000 года
Битый час печатала тексты маминых судебных решений. Под её диктовку. У неё заболела помощница, а дел, как всегда, много, и печатать, как всегда, некому. Я наловчилась печатать быстро и без ошибок и уже не раз помогала родителям. В сотый раз намекнула маме, что на компьютере мы сделали бы всё намного быстрее. Мама поверила и вдохновилась.
Она всё пыталась объяснить мне, о чём идёт речь в данном конкретном деле и почему она как судья принимает именно такое решение. А мне было скучно. Ощущение того, что я смогу изменить свою жизнь и покончить со всеми этими «законностями» навсегда, всё ещё не покидает меня. А маме кажется, что я просто витаю в облаках. Из-за Стёпы, из-за весны.
– Ришка, ну неужели тебе совсем неинтересно? – вздохнула она, когда мы закончили печатать.
– Нет, – честно ответила я.
Мамины глаза округлись от удивления. Она потрогала мне лоб.
– Это всё весна и первая любовь. В твоём возрасте весеннее сумасшествие чувствуется особенно остро…
21 марта 2000 года
Как нежно и больно кружится голова! Я влюблена, я люблю!.. Мне хочется петь, плакать, смеяться, танцевать и летать одновременно. Это такое волшебное чувство, неповторимое, ни с чем не сравнимое…
Он переносит меня через лужи, дарит конфеты и цветы, читает по вечерам стихи по телефону таким нежным голосом, что я просто таю… Димка говорит, что, когда мне звонит Стёпа, я становлюсь похожа на «довольную мурлыкающую кошку». Оля и Ната посмеиваются над нами и всё время напоминают мне, что целоваться в школе нехорошо.
А так хочется!..
27 марта 2000 года
Последние школьные каникулы. Звучит забавно. Выглядит тоже. Честно говоря, ужасно хочется, чтобы эта волынка поскорее закончилась. Ну да, я понимаю, что должна учиться. Только надоело всё это. В нас пытаются затолкать максимум информации – нужной и ненужной, а переварить её в таком количестве, да ещё и запомнить все эти десятиэтажные формулы почти нереально. Если бы можно было заниматься только тем, что тебе интересно!..
Хватит об этом. Вчера весь вечер уговаривали Олю вернуться к танцам. Она отнекивается. После гибели Дика она несколько раз приходила на занятия своего танцевального коллектива, но всякий раз убегала, потому что не могла одна находиться там, где когда-то провела так много часов вместе с Диком. После пятой чашки чая мы с Наташей сдались. Меня удивил даже не сам факт этих разговоров-уговоров. Просто Оля стала какой-то другой. У неё очень резко меняется настроение – от неожиданного приступа веселья до столь же неожиданных слёз. Наташа всё списывает на пережитое горе. Не знаю. Не уверена.
28 марта 2000 года
Стёпа уезжает в Москву, поступать в МГУ.
Он сказал мне об этом сегодня вечером. В тишине полупустого кафе эти слова прозвучали особенно громко…
– Марина, я, наверное, летом уеду… В Москву…
Сердце сначала забилось быстро-быстро, а потом резко полетело куда-то вниз. Маленькая ложечка для мороженого со звоном упала в блюдце.
– Как уедешь?
– Поступать в МГУ, на журфак. Там очень хорошая школа…
Давно ли я думала, что Стёпа меньше всего в жизни беспокоится об учёбе? Давно ли я думала о ней больше всего?
А как же его слова? Его признания в любви?
…Ну да, что я хотела? Выйти замуж за первого парня, в которого влюбилась?..
– Может быть, ты поедешь вместе со мной?
Если бы я стояла – просто плюхнулась бы на стул. Поехать вместе? То есть как?
