Сидролен укладывается в постель, но у него по-прежнему очень болит желудок и очень болит низ живота. Вот идиотство-то! — именно в этот самый раз, когда все было так безупречно! Он терпит изо всех сил. Нет, больше он терпеть не может. Снова встав и одевшись, Сидролен берет одеяло, спускается в лодку, отвязывает ее от баржи, и вот он гребет.
По бульвару, вдоль набережной, время от времени еще проходят грузовики, едут они и по мосту. На соседних баржах все спят. Сидролен перестает грести и пускает лодку по течению, разве иногда подправит ее веслом в нужном направлении. Лодка тихо скользит вниз по реке; в паузу между грузовиками иногда слышно, как всплывает наверх рыба или лопается пузырь, поднявшийся со дна, из гниющего ила, и раздавленный двумя мелкими волнами, рожденными порывом ветра.
Время от времени Сидролен, сморенный дремотой, начинает клевать носом. Он поворачивает лодку к берегу и привязывает ее к колышку, оставленному каким-то рыболовом. Закутавшись в одеяло, он глядит в начинающее светлеть небо. Ни желудок, ни низ живота у него больше не болят, но заснуть ему никак не удается. Так он и лежит с открытыми глазами. Ну да ничего, он устроит себе сиесту подлиннее после обеда.
На набережной, как и на мосту, движение оживляется. А вот и первые рыболовы. Члены спортклуба — сверхранние пташки — вышли на греблю. Проходит баржа — настоящая плавучая — волны от нее разбегаются в обе стороны, совсем слабея к берегу. Сидролен видит, как качаются вверх-вниз отраженные в воде перевернутые кроны деревьев.
Отвязав лодку, он гребет, теперь уже против течения. Это дело потруднее, и обратный путь занимает гораздо больше времени. Наконец он причаливает, прогулка окончена. Положив одеяло на место, Сидролен прохаживается взад-вперед по палубе, он потирает руки — то ли оттого, что слегка озяб, то ли в знак некоторого удовлетворения. Пройдясь эдак раз десять, он взбирается вверх по откосу с банкой краски в руке. Он смотрит, не намалевали ли ему опять на загородке оскорбительные надписи, но таковые отсутствуют. Сидролен несколько озадачен; он рассеянно и бестолково возит кистью по чистой стенке.
Какой-то тип, проходящий мимо, говорит ему:
— Ну, это не работа!
— Верно, — отзывается Сидролен, — это называется развлечение. Бесплатное развлечение.
— Мало же вам надо, чтобы развлечься.
— Да, немного. Вот это, к примеру.
И он указывает на дом, строящийся по другую сторону бульвара.
— Вот там идет работа, — говорит прохожий.
— Я так и сказал.
Некто, проезжавший на мопеде, лихо тормознул и окликнул их.
— К вящей славе Господней! — возгласил, простерев к ним руку.
— Что вы имеете в виду? — неприязненно спросил прохожий.
— Ничего, ничего, все в порядке! Я не собираюсь дискутировать с вами.
И он уехал — тщательно одетый, смутно смахивающий на священника.
— И это тоже не работа, — сказал прохожий. — Не так он берется за дело: вряд ли много насобирает.
— Ну, на бензин-то для мопеда он наберет.
— Значит, вы полагаете, что он собирает эти деньги не во славу Господню?
— Ничего я не полагаю, — ответил Сидролен. — Может, он просит на бедных.
— Ха! На бедных! Да где вы их видели, этих бедных? У нас богатая, процветающая коммуна. Вот эта баржа — ваша?
— Моя.
— Тогда вам не на что жаловаться. Если он и собирал денежки, то уж, во всяком случае, не для вас.
— Кто знает. Может, он вообще жулик. Представьте: вот вы ему подали и ушли, а он дождется, пока вы уйдете, и поделит выручку со мной.
— Правильно я сделал, что остерегся, — сказал прохожий. — До свиданья, месье.
Сидролен поглядел ему вслед, затем, повернувшись в противоположную сторону, завидел на горизонте женский силуэт. Женский силуэт на горизонте дополнялся силуэтом чемодана, а потому приближался не слишком быстро.
— По-моему, это ко мне, — вполголоса сказал Сидролен.
Он спустился на баржу и, прибрав банку с краской, разлегся в шезлонге в ожидании дальнейших событий. События развиваются следующим образом: дойдя до дверцы, ведущей от баржи к бульвару, женский силуэт, дополненный силуэтом чемодана, продолжает свой путь дальше, по прямой.
— Вот балда! — говорит Сидролен. — Готов спорить, что это и есть посылка от Альбера.
Он встает с шезлонга и поднимается по склону на набережную, желая поглядеть, что будет дальше. Действительно, женский силуэт, дополненный силуэтом чемодана, о чем-то справляется десятью баржами дальше. Потом поворачивает назад. Держит курс прямо на него. Приближается. Сближается. Подходит вплотную. Вот она. Ставит чемодан и спрашивает:
— Это вы будете тот тип, про которого говорил мсье Альбер?
— Скажите, что он говорил, тогда я узнаю, я это или нет.
— Не пойму, о чем вы. И потом, вопросом на вопрос не отвечают. Это невежливо.
— К кому вас посылал месье Альбер?
— Еще один вопрос! Вы что, не можете ответить сперва на мой? На вопрос то есть.
— А какой был ваш вопрос?
— Опять двадцать пять! Вы, видно, ничего не умеете, кроме как задавать вопросы.
— Откровенно говоря, не думаю, чтоб это было в моем характере.
— Значит, вы сами себя не знаете.
— Поскольку вы тоже меня не знаете, остается только спросить, кто же меня знает.
— Мсье Альбер.
— Вот это верно.
— Так, значит, вы тот самый тип, что ищет девушку — наводить порядок на барже?
— Именно.
— А это и есть ваша баржа?
— Да.
— Ничего, очень даже миленькая.
— Ну, не будем преувеличивать.
— В августе сплаваем на ней в Сен-Троп?
— Нет, она не на ходу.
— Жаль. О, зато, я вижу, там лодка есть. Ваша, что ли?
— Моя.
— Значит, можно будет кататься?
— При случае.
— Я, знаете ли, умею грести, так что не волнуйтесь, я сама буду вас катать.
— Ну, на такое я даже не надеялся.
— А вы меня не расхолаживайте, не надо.
Сидролен чешет в затылке.
— Вы совершеннолетняя?
— Хотите поглядеть мой документ?
— Хотелось бы.
Да, она была совершеннолетней. Сидролен тщательно проверил, не подделана ли дата рождения. Ему показалось, что как будто нет. Сидролен вернул удостоверение личности и взялся за чемодан.
— Пошли, будете располагаться.
— А вы уже позавтракали?
