Все это как во сне. Индия ведет себя так, как будто готовилась к этой минуте всю свою жизнь. Она дважды за вечер взбиралась тайком сюда — убедиться, что со мной все в порядке, и каждый раз приносила мне что-нибудь еще. Даже предложила своего плюшевого медвежонка. «Из-за нее… то есть из-за него я покажусь тебе просто ребенком. Но я берегу его как память о счастливом прошлом. Не думай, я с ней… с ним не играю. Я просто решила, что тебе с… ним будет уютнее».
Я сказала, что она ужасно милая, но мне в самом деле не нужен ее старый медвежонок.
У меня никогда не было плюшевых мишек. И я даже никак не пойму, отчего дети так их любят. У меня было несколько кукол Барби. Когда я была маленькой, мне они казались такими классными с этими их выпуклыми грудками и высокими каблучками, и вообще одетыми как взрослые. Мама тоже очень любила играть с ними. Мы представляли кукол то известной моделью, то знаменитой актрисой, мама делала им разные голоса, и они забавно разговаривали друг с дружкой.
Как было здорово, когда я была маленькая и мы жили с мамой только вдвоем…
Нет, это неправда. Она почти никогда не хотела играть со мной, ей хотелось просто лежать на спине, и курить свои самокрутки, и пить, и таращиться в телик, а когда я надоедала ей, она кричала на меня или шлепала. Мама в самом деле иногда давала волю рукам и еще говорила мне, что во всем виновата я, если бы я не родилась, она бы сейчас веселилась со своими друзьями, а не торчала бы дома каждую ночь со мной, надоедливой соплячкой.
Лоретта даже моложе, чем была моя мама, когда я родилась, она тоже прикована к Бритни, но никогда не кричит на дочурку, наоборот, Бритни для нее — свет в окошке. Правда, Бритни хорошенькая, у нее большие голубые глазки и чудесные золотистые волосы — словом, просто картинка, и Нэн считает, что она станет отличной моделью для журнальных обложек.
Я никогда не была хорошенькой. И сейчас-то довольно дурна, но ребенком была еще некрасивей: глаза косили, волосенки редкие, и вся я была в экземе, постоянно чесалась и вечно плакала. Пожалуй, неудивительно, что маме я не очень-то нравилась.
Хотя Нэн всегда любила меня. Малюткой я часто оставалась у бабушки, когда у мамы появлялся бойфренд — не Терри, их было четверо или пятеро до него, — и мы перебирались в северные районы, где жилье стоило дешево, да только там невозможно найти работу, так что не было в этом никакого смысла. Все бойфренды моей мамы были ужасные. У некоторых были дети, но они не приходили и не жили с нами. Всегда получалось так, что были только мама, я и бойфренд, пока она не сошлась с Терри. Мне пришлось привыкать, что Кайл и Бетани всегда живут с нами. Их мама немного свихнулась на наркоте, так что Терри стал их опекуном. Если он сумел однажды провести суд, убедив их, что он хороший отец, то почему бы ему не проделать то же самое еще раз.
Он и правда хороший отец для малыша Гэри, играет с ним в аэроплан, кружит его, то вверх подымет, то опустит чуть ли не к полу. С Кайлом и Бетани он тоже хорош, купил им велосипеды, самокаты, часто дурачится с ними, борется с Кайлом и щекочет Бетани, пока она не начинает визжать. Он и со мной хотел проделывать то же, но мне было тошно, когда он начинал лапать меня. Вот с тех пор он и окрысился.
Я просто не нахожу себе места из-за Нэн. Она же беспокоится, что со мной. Я должна как-нибудь дать ей знать, что у меня все в порядке.
Да, у меня все в порядке. Хотя надо бы иметь под рукой ингалятор, если вдруг начну задыхаться. В груди у меня немного теснит. Хорошо бы выпить колы, но это идея не из лучших. Я все еще стараюсь не пользоваться ведерком.
У Индии это ведерко для бумаг, использовать его, как… — это просто ужасно. Оно ведь тоже очень красивое, черное с розами, в стиле ее фантастической спальни. Я терпела, терпела, ерзала, тесно сжимала ноги, но все же пришлось сдаться. Как ни странно, начать оказалось ужасно трудно, хотя мне уже было невтерпеж; главное, невозможно сесть, как положено, пришлось висеть над ведерком. Но когда полилось, меня охватил страх: вдруг я не смогу остановиться? Что, если польется через верх, разольется по полу? Но внезапно все кончилось, и ведерко не совсем заполнилось — хотя, если бы понадобилось часто… А как быть, если потребуется другое? Да я просто умру, когда Индии придется выливать все это.
Я не могла отвести глаз от бутылки кока-колы. И зачем я съела весь шоколад! Знаю, это тайные запасы Индии. Может, мне придется все время питаться шоколадом? Я отдала бы все на свете за одну яичницу Нэн или жаркое. Ох, я неблагодарна. Бедная Индия. Я счастлива, счастлива, счастлива, что у меня такая замечательная подруга.
Судьба была к нам добра, позволила Индии выглянуть в окно своей спальни в ту самую минуту, когда я шла мимо их дома.
Но эта спальня! Я и не подозревала, что Индия так богата. Ее папа, должно быть, зарабатывает миллионы. И мама. Не могу поверить, что она действительно та самая Мойя Аптон, знаменитый модельер! Интересно, те вещи в углу — Мойи Аптон?
Да это же супер, они все совершенно потрясные. Индия, видно, сбрендила, если ей все это не нравится. Я перебрала все вещицы до единой. Перемерила бог знает сколько одежек. Надеюсь, мама Индии не рассердится… Да, глупее этой фразы в моем дневнике еще не было. Она куда больше рассердится за то, что я скрываюсь в ее доме!
Особенно мне приглянулись черные брючки и черный топик с розой из блесток. Они были мне в самый раз, хотя я такая маленькая и худая! Вот бы поглядеться в зеркало. Может быть, я надену это завтра, если Индия разрешит. Я снова нырнула в ночную сорочку. Надо постараться уснуть. Хотя усталости я не чувствовала. Мне даже никак не сиделось на месте. Все время хотелось куда-то бежать. И я неотвязно думала о Терри.
Рано или поздно я должна буду вернуться. И тогда он примется за меня. Мне казалось, что все гестаповцы Анны Франк воплотились в этом чудовище.
Индия была права насчет «Дневника Анны Франк». Это грандиозная книга. Она начинается как самый обыкновенный дневник, какие ведут чуть ли не все девочки. Анна описывает подарки, полученные на день рождения, и всех девочек из ее класса, на многих из них обижается. Потом рассказывает о своих приятелях-мальчиках. Это меня как-то раздражает. Но потом настает момент, когда ей приходится скрыться в убежище, и вся история превращается в настоящую драму. Но нет, это не какая-нибудь выдуманная история, это ее реальная жизнь. Я заглянула на последнюю страницу. Ужасней конца уже и быть не может.
Странно думать о том, что Анна Франк была бы сейчас старой леди, если бы ей удалось продержаться в убежище еще те несколько месяцев до окончания войны. Они прожили в своем тайнике больше двух лет.
Не знаю, как я выдержу в своем убежище хотя бы два дня. Мне так одиноко. Поскорей бы вернулась Индия! Но сейчас пришла эта Ванда. Я услышала, как Индия очень громко сказала: «О, Ванда, ты уже вернулась!» — явно надеясь, что я услышу и пойму, что надо сидеть очень тихо.
Здесь та-ак тихо. У Анны были по крайней мере сестра, родители, Петер и его семья. Я бы не возражала и против того старого брюзги-дантиста. Мне просто необходим был хоть кто-нибудь, с кем можно говорить. Кто угодно.
