– Я почувствовал, что вы выпустили на свободу одного из древних опасных духов. Мне было интересно, где он томился все эти годы, вот я и пришел, – сказал Фесандопулос.
– А вы знаете, чей это дух?
– Не знаю, да так ли это важно? В мире полно древних духов. Связываться с ними опасно, но мне они не причиняют вреда, – равнодушно сказал Фесандопулос.
– Вы в самом деле не знаете, что мы выпустили дух Аттилы? – удивилась Катя.
Едва она произнесла это имя, старик вздрогнул, будто в него вонзили нож. Его зрачки расширились, а сам он подался вперед.
– Аттилы? – переспросил он хрипло.
– Ну да, Аттилы, повелителя гуннов.
– Ты все врешь, глупая девчонка! Никто не знает, где его могила! – прошипел старик, разом утрачивая все свое достоинство и напускную вежливость.
– Я не глупая девчонка! – обиделась Катя. – Могильник Аттилы нашли двадцать лет назад на дне Дуная. Его раскопали, а кувшин, в котором оказался дух, взял в свою коллекцию дедушка Сергея Штукина. Разумеется, он не знал, что в нем призрак Аттилы. Думал, греческие благовония.
Но Фесандопулос уже не слышал ее. Он стиснул руками виски и, как загнанный зверь, заметался по комнате, бормоча:
– Судьба… От нее не ускользнешь… Столько веков… Никогда не думал, что вновь его увижу… Случайности нет, только воля небес…
– О чем вы говорите, я не понимаю? – растерялась Катя.
Словно только сейчас вспомнив о ее существовании, Фесандопулос повернулся к девушке.
– Уходи отсюда! Вон! Небо послало тебя ко мне неспроста! Ты хочешь моей гибели! Вон! – крикнул он срывающимся голосом.
Схватив Катю за рукав, он вытолкнул ее за порог, и девушка услышала, как в двери несколько раз повернулся ключ. Сбитая с толку и растерянная, Катя отправилась к себе, где ее уже дожидались ребята.
К Кате сразу бросился Дон-Жуан:
– Мы все извелись! Тебя не было целых два часа.
– Два часа? Так долго? Я и не заметила, – искренне удивилась Катя, поймав себя на мысли, что в квартире старика время теряет свой счет.
– Ну, как там поживает наш почетный пенсионер? – снисходительно спросил Федор.
– Ты, как всегда, сел в лужу. Он почетный пенсионер уже две или три тысячи лет, – сказала Катя.
– Это ты серьезно? Или шутишь? – спросил Гений.
– Серьезней чем когда-либо, – заверила его Катя и подробно передала друзьям все, что ей удалось узнать.
Она рассказала и о сосудах, в которых томятся души гусара и Ольги, умолчав лишь о предложении старика продать ему душу.
– Может, дедок выжил из ума? – предположил Паша.
– Вряд ли. Если бы он выжил из ума, он не знал бы ни про гусара, ни про его возлюбленную. И чем ты объяснишь то, что он заморозил Катю, лишь дунув на нее? – задумчиво сказал Егор. – Меня интересует другое: почему его так взволновало упоминание об Аттиле?
– Меня это тоже удивило, – кивнула Катя. – Древних призраков он не боится, привидений тоже, но вот Аттила… Тут что-то неспроста. Ведь наш маг, кажется, уже жил во времена нашествия гуннов?
– Ладно, чего тут гадать? Мы все равно этого никогда не узнаем. Старик не склонен делиться своими тайнами, – пожал плечами Дон-Жуан. – Эй, Кать, ты меня не слушаешь?
Катя Большакова не ответила. Она о чем-то напряженно думала, глядя прямо перед собой.
– Я все вспоминаю этот шкафчик и склянки с душами, – сказала она. – Надо обязательно разбить их и выпустить все пленные души на свободу. Будет ужасно, если Фесандопулос принесет их в жертву демонам.
– Это ты из-за души гусара? – ревниво спросил Дон-Жуан.
Катя вызывающе повернулась к нему. «Да что он о себе возомнил? Почему я должна перед ним отчитываться?» – подумала она.
– Да, из-за гусара, – ответила она. – Нельзя бросать друзей в беде. Он мог бы не лезть в эту склянку, но он верен данному слову. Вот ты на его месте поступил бы так же? Он ведь даже не обмолвился, что собирается в заточение, только был очень грустным в свой последний день. Я это хорошо помню.
– Не смотри на меня как на врага! Я с тобой, – примиряюще сказал Дон-Жуан. – Если хочешь, я проберусь к старику сегодня же ночью и выкраду у него эти склянки.
– Как ты к нему проберешься? Крышу, что ли, просверлишь? – спросил Паша.
Дон-Жуан фамильярно похлопал Колбасина по животу:
– Пашенька, ты забываешь, что у тебя есть балкон. Не просто заурядный балкон, а чудесный, замечательный балкончик!
– И что же в нем такого замечательного? – подозрительно спросил Паша, уже начинавший догадываться, что Дон-Жуан имеет в виду.
– А замечательно в нем, Пашенька, то, что он примыкает к балкону квартиры номер тринадцать. И при большом желании опытный диверсант, – тут Дон-Жуан ткнул себя пальцем в грудь, – сможет пробраться с твоего балкона на балкон старика, а оттуда в его комнату. Вряд ли старик закрывает на ночь балконные двери, время сейчас жаркое.
– Там не перелезешь. Там острия, – сказал Паша, имея в виду декоративную решетку в форме копий, разделявшую балконы.
– Запросто перелезу, – заверил его Дон-Жуан. – Ты забываешь, что у нас в квартире точно такой же балкон с такой же решеткой. Однажды Головастов забыл дома ключи, и я перелезал через решетку к нему в квартиру.
– Я с тобой! – вызвался Федор. – Захватим энергейзеры, ловушку и скафандры. Мало ли что может случиться? Если старик засечет нас и применит свою древнюю магию, они нам пригодятся.
Поняв, что ночная авантюра неминуема, Паша вздохнул. «Кража через балкон, и я соучастник, – подумал он. – До чего мы докатились!» Отчего-то ему вспомнилось, что у него в шкафу на вешалке висит черная майка с надписью: «Разыскивается милицией» .
Глава X ДРЕВНЕЕ КОВАРСТВО
Глубокой ночью Паша сидел в темноте на кровати и, борясь со сном, ел из банки варенье. На голове у него были надеты наушники с микрофоном, через которые он поддерживал связь с остальными членами «великолепной пятерки». В этот поздний час никто из них не спал: все готовились к операции, которой Гений присвоил кодовое название «Балкон».
Вскоре в наушниках Паши послышался треск, сквозь который пробился голос Егора:
– Четвертый, как слышишь меня? Прием!
– Первый, слышу тебя нормально! – ответил Паша.
– Что ты делаешь? Не заснул?
– Это я-то заснул? Я несу боевое дежурство! – обиделся Паша и отправил в рот очередную ложку с вареньем.
– Вот и хорошо! Тогда жди нас в гости! Третий, ты слышишь меня, прием? Повторяю: мы выходим.
– Третий просит передать, что он не глухой, – откликнулся Дон-Жуан, которого порядком раздражала вся эта лишняя конспирация.
