Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
«Нет нужды принимать во внимание то, в чем народ нуждается для примитивного продолжения жизни. Наоборот, лучше все это самим уничтожить, так как немецкий народ доказал свою слабость… После поражения остаются только неполноценные…»
* * *
240 километров отделяют американские войска от Берлина. 80 километров — Красную Армию.
Пережив кошмар декабрьского отступления под Москвой, Гитлер говорил Геббельсу, что
«прояви он (Гитлер) хоть на мгновение слабость, фронт превратился бы в оползень и приблизилась бы такая катастрофа, которая наполеоновскую отодвинула бы далеко в тень».
Теперь Гитлер снова возвращается к тем событиям:
«Генералитету сухопутных армий тогда полностью отказали нервы, — делится он с Геббельсом. — Генералитет впервые оказался перед военным кризисом, в то время как до того завоевывал лишь победы, и вот он единодушно решил тогда отойти до границы рейха»
(31 марта).
Как ни парадоксально, но сейчас те мрачные картины отступления, развала командования действуют на него совершенно обратным образом — воодушевляюще. Питают его иллюзию, что смертельная угроза вызовет подъем национальных чувств у немцев и в критический момент, защищая столицу третьего рейха, немецкие войска, подобно тому как этого добился их противник, защищая Москву, создадут перелом в войне.
Геббельс, мгновенно подхватывающий направление мыслей и пожеланий фюрера, уже называет оборону Москвы «оптимистическим примером».
В его дневнике этих дней звучит порой привычная хвала фюреру. Отчасти эта риторика — самовнушение, в котором нуждается Геббельс, чтобы не дать возобладать в себе сомнениям в возможность Гитлера изменить ход событий.
«Я потрясен, как твердо берет на себя дело фюрер». Но под этой же датой: фюрер «хочет теперь молодых, проявивших себя на фронте солдат произвести в офицеры, невзирая на то, умеют ли они держать нож и вилку… Все эти меры хороши и, наверное, действенны. Но они принимаются очень поздно, если не слишком поздно»
(12 марта).
Гитлер жалуется, что генералитет идет вразрез с его точкой зрения. Геббельс заключает:
«Лучше бы фюрер вместо долгих разговоров отдал бы короткий приказ и с брутальной энергией следил за его выполнением».
«Я счастлив тем, что располагаю его полным и безграничным доверием».
Но послушнейший Геббельс позволяет себе критиковать в дневнике Гитлера. То в связи с его приказом:
«Мы отдаем в Берлине приказы, которые практически вообще не доходят вниз, не говоря уж о том, выполнимы ли они»;
то за то, что Гитлер не решается в такой критический момент выступить по радио с обращением к народу.
«У фюрера теперь совершенно непонятный мне страх перед микрофоном».
«Плохо, что фюрер собрал вокруг себя слабые характеры, на которые он не может в случае нужды положиться». Но тут же вскоре:
«Фюрер не нуждается в укреплении с помощью других».
Одним высказыванием зачеркивая другое, уравновешивая, то льстя Гитлеру, то сетуя на его нерешительность, — заполняет страницы Геббельс.
«Это прямо-таки удивительно, как фюрер в этой военной дилемме (речь — о воздушной войне) постоянно и непоколебимо полагается на свою счастливую звезду. Иногда создается впечатление, будто живет он в облаках. — И добавляет: — Но ведь он так часто спускался с облаков, как Deus ex machina»
(28 марта).
Геббельс тоже охотно отрывается от суровой действительности. В дневнике — напыщенные тирады о Фридрихе Великом, о Пунических войнах, об извлеченных Геббельсом применительно к нынешней ситуации «обнадеживающих» исторических примерах.
Он диктует свой дневник — два штатных стенографа состоят при министре пропаганды для этой надобности, — ежедневно по тридцать, сорок, пятьдесят и более патологически болтливых страниц.
Тем временем:
«Под Берлином Советы начали, хотя и местное, но чрезвычайно сильное наступление…»
(23 марта).
В народе потеря веры в фюрера, безнадежность. «Положение невыносимое». Стало известно из сообщения Юнайтед Пресс, что весь золотой запас Германии и художественные сокровища (в том числе Нефертити) попали в руки американцев в Тюрингии. «Если б я был фюрером, я знал бы, что сейчас следует делать… Сильная рука отсутствует…» Но что же делать? «Я всегда настаивал, чтобы золото и художественные сокровища не вывозились из Берлина». Еще 8 апреля была предпринята неудавшаяся попытка переправить их из Тюрингии в Берлин, безрассудно представлявшийся Геббельсу, комиссару обороны, наиболее подходящим, безопасным местом.
«Мы живем в такое сумасшедшее время, что человеческий рассудок совершенно сбит с толку», —
продиктовал Геббельс 2 апреля.
Он сам тому пример, с давно сбитым с толку рассудком, подчиненным всецело Гитлеру, атрофированным, замененным верой в фюрера.
«Порой отчаянно возникает вопрос, куда все это должно привести?»
И Геббельс отвечает себе: все в руках фюрера.
«Я надеюсь, он овладеет этой ситуацией»
(8 апреля).
Не столько от реального положения дел, сколько от того, сумеет ли фюрер своей волей превозмочь все и явиться за минуту до катастрофы, как Deus ex machina, — в представлении Геббельса зависит в конечном счете исход войны.
«Фюрер считает… что в этом году так или иначе произойдет перелом в ходе войны. Коалиция противника при всех обстоятельствах развалится; речь лишь о том, развалится ли она до того, как мы будем свалены…»
Поэтому, как бы ни было, держаться изо всех сил.
А обстановка все тяжелее:
«Положение на фронтах на сегодня как никогда. Мы практически потеряли Вену. Противник осуществил глубокие прорывы в Кенигсберге. Англо-американцы стоят недалеко от Брауншвейга и Бремена. Одним словом, если взглянуть на карту, то видно, что рейх представляет собой сегодня узкую полоску…»
(9 апреля).
* * *
В бетонированном убежище под рейхсканцелярией, где Гитлер находился в ожидании перелома в событиях, Геббельс читал ему вслух и пересказывал страницы из жизнеописания Фридриха Великого. Гитлер прилагал немало стараний к тому, чтобы внушать своим соотечественникам мысль о его духовном сродстве с этим удачливым прусским королем.
Придя к власти в 1933 году, фюрер тотчас отправился в Потсдам и сфотографировался для прессы у могилы Фридриха II при гарнизонной церкви, одетый в торжественный черный фрак, чего не случалось раньше видеть. В его бункере на стене висел портрет Фридриха II. Теперь их сблизили военные невзгоды, которые претерпевал король. В том месте книги, где терпящий поражение в Семилетней войне Фридрих решил расстаться с жизнью, автор взывает к нему: «Подожди немного, и дни твоих мучений будут позади. Солнце твоего счастья уже за тучами, и скоро оно озарит тебя». Подоспевшее известие о смерти его врага, русской царицы Елизаветы, принесло королю избавление от позорного поражения.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
