Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Она сидела в плетеном кресле-качалке и смотрела невидящим взглядом на море. Книга, которую она пыталась читать и которая, как и все остальное, ее ничуть не интересовала, лежала на коленях, и ветерок лениво перелистывал страницы.
* * *
О чем думала эта женщина с печатью раздражения на красивом и усталом лице?.. О том, что она никогда не жила той жизнью, которой хотела бы? А как она хотела бы жить?.. Она уже и забыла.
Забыла, что когда-то в детстве и в юности мечтала быть врачом, как ее отец. Когда отца не стало — его расстреляли в двадцатом году, а за что могли расстрелять доктора, лечившего людей, она не понимала до сих пор — все в одночасье изменилось в ее жизни. Не стало дома — большого, теплого, уютного дома, в котором пахло пирогами и лавандой, не стало мамы — она умерла через несколько месяцев после гибели отца, когда единственной дочери едва исполнилось шестнадцать лет. Не стало ни настоящего, ни будущего. Дом заменила какая-то непонятная коммуна, где парни и девушки жили в большущих комнатах с рядами кроватей и тумбочек, и все их разговоры и помыслы были только о мировой революции.
О том, чтобы окончить медицинский институт, буржуйской дочке и мечтать не приходилось. Какая же она буржуйка, если папа ее был врачом, лечил страждущих и занимался наукой, а мама была просто мамой и женой, помощницей своему мужу, — было непонятно.
— У тебя был свой дом! — отвечали ей, считая это железным аргументом.
— Теперь поживи как все! — говорили вдохновленные идеями коммунизма и зарей новой, одинаковой для всех жизни молодые люди с пламенными взорами, ходившие строем под энергичные песни о светлом будущем, о сегодняшнем героизме и о нетерпимости к врагам революции.
И она жила как все: ходила в вечернюю школу, а днем работала санитаркой в больнице.
— Хотела быть врачом, как твой папочка? Так начни вот с этого: повыноси горшки, помой уборные, постирай белье! — сказали ей.
Именно тогда она и сломалась. Ей стало безразлично все: что делать, когда и как. Раиса даже научилась петь революционные песни вместе со всеми. Правда, голос ее звучал не так громко и бодро, как у остальных, а в глазах не горел огонь энтузиазма и веры в победу мирового пролетариата. Да и внешностью своей — субтильной бледностью и декадентской красотой — она составляла резкий контраст ширококостным, круглолицым, краснощеким, крепко сложенным и так же крепко стоящим на крепких ногах рабоче-крестьянским юношам и девушкам. Она, скроенная по особым, нестандартным меркам, выделялась из толпы, в которую была загнана превратностями смутного времени.
Время завихрилось на пороге двери в светлое будущее, которую распахнуло взрывом революции. Этот вихрь сорвал с корней и разметал в беспорядке не только людей, страну, но жизнь как таковую. Он поднял столб едкой идеологической пыли и ментального мусора, которые рассеялись в воздухе, заполнив его, став самим этим воздухом. На волне разрушения до основания всего и вся, подвергнув обобществлению движимое и недвижимое, дорвавшийся до власти класс рушил и обобществлял теперь и личную жизнь своих граждан. Женщины стали общими, а любовь — свободной.
С брезгливостью и омерзением отворачивалась недокоммунарка от сверхактивной сексуальной жизни своих соседей по новым временам, к которой они не сумели приобщить ее, как ни старались. Девушки или, точнее, те, кто мог бы называться ими, делились своими впечатлениями от новых партнеров и новых ощущений — все это с напускной независимостью и в какой-то болезненной ажитации, словно победа мировой революции напрямую зависела от количества и качества их половых контактов. Она не понимала одного: если это так же приятно и так же необходимо их организмам, как еда, зачем же они все прячутся по дровяным сараям, чердакам, черным лестницам и темным кухням, почему не занимаются этим прямо здесь — в общих спальных комнатах?.. Но она не спрашивала их об этом — ей и это было безразлично.
Ее окончательно оставили в покое как неспособную отдать даже такую незначительную и приятную дань всеобщему делу после одного случая. Некий здоровенный детина, то ли на спор, то ли по собственному благородному порыву, решил наставить на путь истинный сей отсталый мелкобуржуазный элемент и донести, наконец, до него всю важность и необходимость, а заодно и прелесть регулярной половой жизни. После занятий в вечерней школе рабочей молодежи детина попросил Раису задержаться в классе и объяснить ему что-то там из только что пройденного материала. Как только они остались одни, огромные его лапы протянулись к Раисиной недоразвитой груди, потом переместились на узкий зад и принялись прижимать к себе ее хрупкое тело и одновременно задирать юбку. Она так опешила, что осознала смысл происходящего, только когда его ручища уже была у нее между ног и поспешно пыталась нащупать край трусов, а прыщавое лицо тыкалось в ее шею и сопело. От пролетария исходил такой мерзкий запах, что Раису замутило. У нее начались позывы к рвоте. Парень, видимо приняв эти звуки и содрогания за выражение экстаза, быстро достал из штанов пришедшее в полную боевую готовность орудие, отстранился от девушки и с гордостью показал ей свое сокровище. В следующий момент несчастную стошнило прямо на это великолепие.
Теперь опешил детина. Вероятно, только это его короткое замешательство спасло Раису от синяков или даже увечий — она успела выбежать из классной комнаты. Неизвестно, узнал ли кто об инциденте, но желающих приобщить Раису к полнокровной пролетарской жизни больше не объявлялось.
* * *
Однажды на каком-то балу, устроенном в коммуне, на который были приглашены учащиеся военно-морского училища, к Раисе подошел высокий красивый юноша в форме и с погонами выпускника. Он был строен, широкоплеч, подтянут и как-то инородно элегантен. И так же выделялся среди своих товарищей в форме, как Раиса в окружении коммуновской молодежи. Темные глаза, черные волнистые волосы и ослепительная белозубая улыбка. Таким парням покорялись и пространство, и время. Сама жизнь стелилась им под ноги. Что уж говорить о хрупких девичьих сердцах, разбивавшихся об эту красоту и удаль, как фарфоровая чашка о каменный пол.
Протанцевав с Раисой весь вечер, Костя сказал, что вернется за ней, если она согласна. Она сказала «да», и через несколько дней он увел Раису из коммуны в большую родительскую квартиру и сделал ее своей женой. Подумать о том, любит ли она этого красавца, Раиса не удосужилась. Да и зачем? Главное — она больше не будет жить в коммуне, маршировать строем и петь дурацкие песни, не будет ходить в школу и изучать ненужные в этой жизни предметы, не будет больше содрогаться при мысли о грязной работе санитарки. А все остальное приложится.
Свекрами ее стали учительница словесности и довольно известный архитектор-градостроитель. Новоиспеченная жена и родители мужа сразу почуяли друг в друге одни корни, одну закваску, чем пришлись по душе друг другу. Хоть и без явных выражений симпатий: хорошие манеры, включающие в себя сдержанность в проявлении чувств, были неотъемлемой частью их устоев, самой их сущности.
Под одной крышей прожили они недолго — военная карьера мужа только начиналась, и Раисе предстояло поскитаться вместе с ним, прежде чем они осели в этом шикарном особняке на берегу моря.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
