Донадье улыбнулся отцу.
– Мне тоже понравилось, как Флоренс изобразила Джиллиан. Мне бы такие способности.
Константин возвел глаза к потолку и шутливо воскликнул:
– Нет в мире совершенства!
– Это точно, – присоединилась к ним Джиллиан. – Но мне кое-что перепало по наследству. Могу поделиться. – И девушка заговорщически подмигнула обоим.
Да, эта троица прекрасно спелась, снова подумала Флоренс. И в глубине души почувствовала зависть.
Константин сразу же заметил, что она покраснела. Он подошел к кровати, взял Флоренс за запястье и пощупал пульс. И когда только она научится владеть собой! Вот Оливия наверняка не вспыхивает по каждому пустячному поводу.
– Мы немного утомили маму, – твердо произнес Константин и посмотрел на Флоренс. Между прочим, Джиллиан, ты рискуешь вызвать гнев старшей медсестры, если она застанет тебя сидящей на постели. Это строжайше запрещено.
– Что за ерунда! – воскликнула девушка, но все-таки встала.
Флоренс перестала следить за ходом их разговора, ею и впрямь вдруг овладела страшная усталость. Она была рада, что Джиллиан и Донадье пришли ее проведать, но их непродолжительный визит действительно утомил ее. Она с мольбой посмотрела на Константина.
– Все, хватит, ребята, – быстро скомандовал он и легонько подтолкнул их к двери. – Надеюсь, вы убедились воочию, что я вас не обманул и Флоренс хорошо перенесла операцию. Но длительные посещения ей пока что противопоказаны. Она должна как можно больше спать.
– Но…
– Мы…
– Довольно. В конце концов я ее лечащий врач! – отрезал Константин не терпящим возражения тоном.
– Не правда, мой лечащий врач – доктор Мэйсон, – слабым голосом возразила Флоренс.
Лучше бы ей промолчать. Константин так и взвился, услышав ее слова.
– И тем не менее ты будешь делать то, что скажу я!.. Ну, что там еще? – нахмурившись, спросил он, резко поворачиваясь к двери.
В коридоре послышались громкие голоса. Недовольно поджав губы, Константин рывком распахнул дверь и едва не был сбит с ног. Отец Флоренс буквально ворвался в палату, отпихнув рукой Константина. За ним следом возникла запыхавшаяся медсестра. Совсем старик не думает о своем сердце, вяло подумала Флоренс.
– Извините, доктор Стормволл! – Голос медсестры срывался, щеки пылали от негодования. – Честное слово, я пыталась остановить этого господина…
– Какой я вам «господин»! Я отец миссис Стормволл! – рявкнул старик.
Это не произвело на медсестру ни малейшего впечатления. Она по-прежнему с расстроенным видом смотрела на Константина.
Тот успокаивающе улыбнулся ей.
– Все в порядке, сестра, вы не виноваты.
Через минуту мы уйдем отсюда все вместе и дадим наконец миссис Стормволл отдохнуть.
Ступайте, я за всем прослежу сам.
Молоденькая сестра облегченно вздохнула и послушно вышла из палаты.
– Миссис Стормволл, – фыркнув, повторил отец. – Дурацкая больница и порядки в ней дурацкие! Я битый час проторчал в регистратуре, дочь, иначе давно был бы здесь. Какая-то идиотка не хотела меня впускать. У нас, говорит, нет миссис Диккинсон. Потом выясняется, что доктор Стормволл находится в палате своей жены. Жены, не смешите меня! Я ей говорю, что это и есть моя дочь, а она мне продолжает объяснять, что к ней сейчас нельзя…
– На то есть причины, Уоррен…
Глаза старика зло вспыхнули. И он смерил Константина презрительным взглядом.
– У тебя всегда найдутся причины! За словом в карман ты не полезешь!.. Уоррен! Для тебя я всегда только мистер Кроули, ясно! – В голосе отца отчетливо прозвучали командные нотки.
Нет, старик неисправим, вздохнула Флоренс. Но он просто молодец, если в своем возрасте еще помнит о своей службе в армии!
Губы Константина сжались, и Флоренс почувствовала, что сейчас грянет гром. Следовало немедленно вмешаться.
– Папа!
– На то есть причины! – отчеканил Константин, стараясь держать себя в руках. – Это означает, что ей разрешается принимать только двух посетителей в день. Такие здесь правила, и не я их устанавливал. Кстати, эти правила непреложны и для других больниц. Ваша дочь, Уоррен… Хорошо, хорошо, мистер Кроули… Короче, Флоренс только что перенесла операцию под общим наркозом, ей необходим покой. Донадье и Джиллиан уже уходят.
– А сам-то ты что здесь делаешь? Я, слава Богу, умею считать до трех! Так вот ты – третий! – просто-таки рявкнул отец.
Константин лязгнул зубами. Едва сдерживаясь, он произнес:
– Я не посетитель. Я врач.
– А я ее отец!
– Не спорю. Но вести себя вы так и не научились.
– Слушай, ты… – И старик, выпятив грудь, рванулся к Константину.
– Хватит, дедушка, – напряженным голосом сказала вдруг Джиллиан и решительно встала между ними. – Немедленно прекрати. – На ее щеках вспыхнули алые пятна. – Как ты можешь! Мама плохо себя чувствует, а ты ведешь себя как… как испорченный ребенок…
– Джиллиан! – умоляюще выдохнула Флоренс, понимая, что теперь гнев ее отца будет целиком направлен на внучку.
– Ах ты паршивка! Как ты смеешь так со мной разговаривать? Мала еще поднимать на меня хвост.
И действительно, подумала Флоренс, как только Джиллиан осмелилась? Она с изумлением воззрилась на дочь, стрункой вытянувшуюся между двумя мужчинами. Кулаки ее были судорожно сжаты. Флоренс смотрела на нее с ужасом и восхищением. Еще никто не отваживался так говорить с ее властным отцом, кроме, пожалуй, Константина, а уж Джиллиан и подавно. Девочка всегда была с дедом мягка и уступчива.
– Как ты смеешь? – повторил старик со все возрастающей яростью. – О Боже! – Он с ненавистью посмотрел на Константина. – Всего несколько недель она провела в обществе твоего сыночка, но этого оказалось вполне достаточно! Она стала такой же грубой и невоспитанной, как и он. Похоже, это заразно.
– Ну, это уж слишком! – Константин сурово свел брови. – Всему есть предел.
Джиллиан в негодовании топнула ногой.
– С чего ты взял, что Донадье груб и невоспитан, дед? – выкрикнула она.
– В этом нет ничего удивительного: у него есть с кого брать пример! Видать, в отца пошел.
– Я буду только рада, если он пошел в своего отца, – внезапно успокоившись, сказала Джиллиан. – С моей точки зрения, они оба просто великолепны. Лично мне они очень даже нравятся!
– А я тебе, значит, не нравлюсь, – горько усмехнулся ее дед.
Флоренс хотела вмешаться, немедленно прекратить ссору, но решила, что сейчас лучше ничего не говорить: слишком силен был накал страстей. Донадье тоже хранил молчание, лишь напряженным взглядом следил за происходящим.
