Он отвесил еще один поклон и возвратился на свое место. Рене заметила некоторую натянутость в его поведении и поняла, что он не был уверен в ее первой реакции.
Зная, что теперь она не одинока, чувствуя, как замешательство и паника понемногу отступают, Рене положила дрожащие руки на колени и изобразила вежливую улыбку, обращаясь к Винсенту:
— Вы должны простить мне мое удивление, месье, поскольку мы не ожидали вас до конца недели.
— У меня были дела в Уорике. Пришлось уехать из Лондона скорее, чем я предполагал.
— Понимаю. — Она облизнула губы. — А мой дядя?
— Я слышал, подагра снова скрутила лорда Пакстона, — объяснил Рос, — и это служит ему оправданием, чтобы устраниться от чрезвычайных дебатов в палате лордов, и потому вам не стоит удивляться, если вы увидите его только завтра или послезавтра.
— Это правда, — спросил Харт, прикладывая салфетку к губам, — что там ничего существенного, кроме ссор и препираний политиков, в эти дни не происходит? Я слышал, будто Фокс требует, чтобы наша армия вернулась домой из Франции, в то время как господин Уильям Питт настаивает совсем на другом: он утверждает, что мы должны послать наш флот в Средиземноморье до того, как этот выскочка Наполеон приберет к рукам всю Италию и станет серьезной угрозой на наших торговых путях.
— Я не политик, сэр, — заявил Винсент. — Но я за то, чтобы дать коленом под зад кому надо, а наша армия это и делает.
— Я хочу, чтобы вы знали, сэр: я действительно очень беспокоюсь, и я полностью согласен с господином Питтом. Даже Рос, казалось, удивился:
— Вы за то, чтобы война развернулась на двух фронтах? Вы за то, чтобы оставить наши берега абсолютно открытыми для нападения, отослав флот защищать полоску земли за тысячу миль отсюда?
— Не только землю, дорогой друг. Тот, кто командует Италией, командует Средиземноморьем, а мы не можем себе позволить долгое время не торговать с нашей Индией. Ну, самое малое, чего мы можем лишиться из-за дьявольской французской блокады, так это модных шелков. Клянусь, смешно сказать, но мы уступаем итальянцам и испанцам даже в качестве кружев и серебра. Стоит только взглянуть на это. — Харт вытащил кружевную манжету из рукава камзола. — Сделано не более чем в десяти милях отсюда, а какой непрезентабельный вид! — Он презрительно цокнул, на сей раз в абсолютной тишине, повисшей в комнате.
Винсент взглянул на Роса, незаметно кивнув в сторону эсквайра.
— Это абсолютно необходимо?
— Боюсь, что да, особенно если мы надеемся на успех нашей операции — захватить Капитана Старлайта. До сих пор нам не хватало добровольцев в этом деле, и глупо отказываться даже от самой малой возможности, если она подворачивается.
Рене не могла удержаться от изумленного взгляда: Тайрон снова обращался к Росу, указывая вилкой, что его рот набит пастернаком и он не может говорить.
— Кажется, я снова виноват: я сделал одно упущение, — вздохнул Рос. — Я забыл упомянуть, что господин Харт — наш уважаемый дорожный инспектор, и потому, кроме, может быть. Капитана Старлайта, нет другого человека в этих пяти округах, который знает каждый холм, каждую рытвину на всех дорогах отсюда до Лондона.
Глава 12
Рене обратилась к полковнику:
— Прошу прощения, месье?
— Я говорил о том, что вы упомянули о своем намерении уехать сегодня из Гарвуд-Хауса. Ничего срочного?
— Нет. — Она перевела дыхание. — Нет, я… я слышала, что сегодня в городе открылась ярмарка, и подумала, что Антуану не мешало бы побывать там, посмотреть. Он неважно себя чувствовал в последние несколько дней и…
— И вы намеревались поехать одни? Без эскорта?
— Госпожа Пиджин поехала бы с нами. И Финн.
— Конечно. — Рос нахмурился. — Я спрашиваю лишь потому, что произошел еще один инцидент на дороге.
— Карету подстерегли на дороге в Латтеруорт, вчера вечером, и довольно рано, — пояснил капрал Мальборо. — Некоторые свидетельства указывают, что, возможно, это снова работа Капитана Старлайта.
— Возможно? — Рос поднял бровь.
Молодой офицер вспыхнул.
— Есть некоторые сомнения в том, что именно он совершил преступление. Грабеж был слишком жестокий по своему характеру и совершенно не похож на его прежние налеты.
— По вашему мнению.
— По м-моему мнению, да, сэр.
— Которое я не принимаю.
Мальборо побагровел, лицо его напряглось, и он уселся на стуле так прямо, словно проглотил аршин.
— Грабитель ужасно избил одного пассажира пистолетом, — продолжал Рос, — а другого подстрелил. И все это из-за скудной поживы — трех гиней и дешевой булавки для шейного платка.
— Какой ужас! — воскликнул Тайрон. — Вчера вечером, вы говорите? И довольно рано? Выходит, теперь опасно даже на обед отправиться или поиграть в вист?
— Я усилил патрули, — заверил его полковник Рос.
— Вчера вечером у меня был разговор, — хрюкнул Винсент. — С бригадой ваших слишком энергичных служак, по дороге в Берквелл.
— Там было десять человек, — Рос побледнел, — они просто выполняли свои обязанности. Если бы вы побеспокоились заранее и сообщили бы мне, что должны прибыть в Ковентри очень рано, это могло бы уберечь вас от такого неудобства, как сопровождение в штаб, где меня, как обычно, окружили задержанные джентльмены, заявлявшие о своей невиновности и о произволе тех, кто их сюда доставил.
— Если вы полагаете, что я намерен предъявить вам счет за каждую проведенную там минуту, — Эдгар Винсент пристально посмотрел на Роса, который пожирал взглядом Рене, и хлопнул по столу, — то вы имеете дело с тем, кто знает, что надо делать.
Рос только улыбнулся.
— Скажите, — он наклонился вперед и поставил перед Рене серебряную фляжку, — вы, случайно, не знаете, кому она принадлежит?
Рене собрала все оставшиеся силы, чтобы выражение ее лица не изменилось. Ей незачем было осматривать серебряную фляжку — Финн оставил ее в гостинице после того, как стукнул Роса по голове подсвечником.
— Если вы знаете, — продолжал Рос, — я с превеликим удовольствием верну ее владельцу.
— Нет, — пробормотала она. — Боюсь, я даже не представляю, месье, чья это вещь.
Он впился пальцами с уродливо обкусанными ногтями в серебро и многозначительно взглянул в сторону Антуана.
— А ты, мальчик? Не видел ли этого предмета прежде?
Пораженный, что кто-то заметил его, сидевшего в конце стола, Антуан поднял ясные синие глаза от фляжки, которую он видел слишком часто, чтобы не узнать ее, и пристально посмотрел на полковника.
Если бы даже булавки загнали мне под ногти и вырвали ноготь большого пальца, я все равно не сказал бы ничего.
