— Жоан, вы предусмотрительны. Неторопливо обойдя зал, Луис задумчиво проговорил:
— Я насчитал пятнадцать футов по одной стороне и восемнадцать по другой. Это, конечно, приблизительно.
Он прервал самого себя и, минуту посчитав, произнес.
— Жоан, в этом зале лежат тринадцать тел.
— Тринадцать тел, — эхом отозвалась девушка. — Тринадцать. Как и ступеней.
— Вот именно.
— Вероятно, число тринадцать имеет здесь какое-то значение, — отозвалась девушка.
— Может быть. Вон в том углу есть дверь, ведущая на другой уровень.
— Да? Вы так быстро ее нашли, Луис?
— Просто теперь я знал, где искать.
— Мы пойдем вниз? — спросила Жоан с легкой дрожью в голосе.
— Нет. Пора на воздух. Находиться здесь больше нельзя. Могу себе представить, каким воздух будет на глубине. Пока рабочие будут заняты вентиляцией, мы будем потихоньку все это выносить для исследования, — он обвел рукой полки с мумиями. — Мне не терпится узнать, был ли я прав.
— Как вы думаете, сколько времени потребуется Мендрано?
— Не знаю. Три-четыре дня, может, больше. Без вентиляции мы не сможем работать.
— Так, значит, мы прямо сейчас и займемся мумиями?
Луис оценил готовность Жоан. Она, конечно смелая девушка, но не стоит так торопиться Oн покачал головой.
— Нет, мы подождем, пока воздух здесь станет лучше.
Улыбка осветила лицо Жоан, на мгновение их взгляды встретились. И разбежались во мраке. Потом встретились снова. Это притяжение. Это странное чувство. Кто его выдумал?
— Это было бы прекрасно, — тихо произнесла Жоан. — Ее тело снова ожило.
— Но место это не для романтических — пробормотал Луис.
Свободной рукой он обнял и прижал к себе девушку. Фонари в руках закачались, по стенам побежали странные тени, отбрасываемые их телами, а ищущие губы встретились в жарком поцелуе.
Луис чувствовал теплые влажные губы Жоан. Эти губы сначала только принимали поцелуи, потом стали отвечать на них, пробуждая в нем страсть более древнюю, чем место, в котором они находились.
Луис, наконец, отпустил девушку.
— Ах, Жоан, Жоан, — вздохнул он. — Я должен вывести вас наверх прежде, чем мы оба лишимся силы воли. Вы необыкновенная девушка, вы — совершенство. Идемте. Иначе, чует мое сердце, мы наделаем глупостей.
— Молодость — самое время для глупостей.
— С вами не поспоришь, мадемуазель. Но я романтик и эстет и предпочитаю ужин при свечах и вино в холодном хрустале.
— И золотую луну над Триумфальной аркой, — продолжила Жоан.
— Точно! Как вы догадались?
— Интуиция.
Они рассмеялись и долго стояли обнявшись, не в силах оторваться друг от друга, переполненные трепетом, восторгом и счастьем зарождающейся любви.
Мендрано, скрестив ноги, сидел на полу неподалеку от двери, за которой исчезли археологи.
Он заметно нервничал. Как ни старался Луис отучить его от предрассудков, они неизменно жили в нем. Может быть, это проклятая гробница, вскрывать которую нельзя.
Колумбиец знал, что Луис уважал его чувства, культуру его народа. Он беспокоил предков не ради наживы, а для того, чтобы показать всему миру, как горд и славен был этот народ. А ведь есть люди, которых интересует не священное место, а богатства, погребенные здесь. Таких подонков он убил бы собственными руками. Мысль о богатствах вызвала другую и так, по цепочке, добежала до Ланнека. Колумбиец, вопреки утверждениям Луиса, не верил ему, хотя знал, что значит этот человек для Перье. И Мендрано собирался сделать все от него зависящее, чтобы защитить этого юношу и гробницу своих предков.
Слишком много чужаков появилось в последнее время. Уж не связано ли это с недавней находкой? Мендрано стал думать о драгоценном зеленом камне, зарытом под палаткой. Луис прав, надо быть внимательным и осторожным. Смотреть в оба. Очень многое поставлено на карту.
Послышались отдаленные звуки шагов Луиса и Жоан, подымавшихся по ступеням, и Мендрано отвлекся от размышлений. Шаги приближались. Вспыхнули и задрожали пятна света. Казалось, фонари летят во мраке. Людей почти не было видно, и помощник археолога заслонил глаза ладонью.
— Как только вернемся в лагерь, я сделаю план вентиляционной шахты. Люди должны вырыть ее. Сделать это надо за несколько дней, — сказал Луис, как только оказался рядом с Мендрано.
— Да, сеньор.
— На ночь ставь охрану. Будь чрезвычайно внимателен. Никто не должен спускаться туда.
— Вас здесь не будет? — спросил колумбиец.
— Жоан, месье Ланнек и я приглашены на плантацию Франка. Мы вернемся через пару дней.
— Счастливо отдохнуть и повеселиться. Я буду внимателен, — попрощался Мендрано.
— Не сомневаюсь, — ответил Луис и повернулся к девушке. — Вашу руку, Жоан. Идемте, узнаем, какие у Франка планы.
— У нас хватит лошадей, чтобы добраться до дома Франка? — спросила Жоан.
— Мы не поедем верхом. Сначала пойдем в мой дом, а оттуда всего несколько миль до реки. Поплывем на лодке.
— Тогда почему мы сюда не ехали на лодке? — спросила Жоан.
— Против течения? Это трудно, когда везешь багаж. На этот раз мы поплывем по течению. На обратном пути у нас не будет багажа, и грести против течения будет не трудно. Путешествие по реке не обременительно. Даже если мы отправимся вечером, то не опоздаем.
— Хочу убедиться в этом сама.
— Я потрясен, — сказал Луис.
— Чем?
— Тем, что вы привезли платье. Вы, говоря откровенно, очаровательны даже в таком наряде, мадемуазель Тимар. Но я с трудом дождусь того момента, когда увижу вас в платье.
Он склонился, коснулся ее губ своими, и прежде чем она успела ответить на поцелуй, взял ее за руку и вывел на солнечный свет, воздух и ветер.
— Итак, месье, — сказал Луис, приближаясь к Хогену и его собеседнику. — Какие у вас планы?
— Мы думаем, что лучше спуститься по реке и отправиться в путь на рассвете, — ответил Франк.
— Тогда надо оставить время для ужина и хорошего сна, — сказал Луис.
Весь вечер Жоан была в прекрасном расположении духа. Ее хорошее настроение передавалось окружающим. Говорили большей частью об археологии. Франк жаловался, что это нечестно, поскольку их трое, а он один, и ему трудно соперничать в беседе со специалистами. Но все же эти разговоры были ему интересны.
Луис, великолепный знаток старинных предании, развлекал друзей рассказами, которые ему довелось услышать от местных жителей.
— Вы верите хоть в одну из этих историй? — спросила Жоан.
