— Хватит нам зубы заговаривать. Что произошло днем в пабе?
— Ничего особенного. Скворцов заказал себе сосиски с жареной картошкой и пиво, а я — омлет и кофе.
— Не об этом речь. Ждали ли вас в пабе агенты советской и английской секретной службы?
— Насколько я понял, их там не было.
— Почему?
— Они мне не докладывали. Наверно, у них был обеденный перерыв.
— А в Сохо вы находитесь в окружении разведчиков? Сохо — подходящий район для разных чрезвычайных происшествий. На вас никто не собирается нападать?
— Не похоже. Ресторан почти пустой.
— Это нечестно. Мы настроились на детективный сюжет. Где же все шпионы и котрразведчики?
— Думаю, у них уже кончился рабочий день. Небось сидят дома и смотрят по телевизору полицейский фильм.
— Тогда какого хрена вы нам рассказываете разные нелепые истории, да еще с явно антисоветским душком?
— Я полагал, что публике будут интересны отдельные подробности.
— Плевали мы на подробности! Нам подавай похищения и убийства!
— Ай эм сорри. Пардон. Чего нет, того нет. Может, желаете послушать отрывки из интервью со Скворцовым?
В ответ публика свистит и топает ногами.
Говоров пожимает плечами:
— Как хотите. Я сделал со Скворцовым четыре передачи. Из них в эфир пущу три. В последнем интервью Скворцов слишком резко нападает на Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Черненко. А у Скворцова в Москве остались жена и сын. У них могут быть неприятности. Кстати, впоследствии эти магнитофонные записи таинственным образом исчезнут из гамбургского архива…
Раздосадованная публика улюлюкает. Публика ничего не хочет знать.
— А мне еще виски, — попросил Скворцов.
— Ну и здоровье у человека! — восхитился Фридман. — Ладно, заказывай, и пора расплачиваться. Андрей, тебе наш ужин Радио не финансирует? Так и думал, узнаю́ своих бывших коллег. Старые жмоты! Тогда в складчину.
Леня выложил десять фунтов. Говоров выложил десять фунтов. Алексей Скворцов помедлил и нехотя вытащил пятифунтовую бумажку.
Фридман и Говоров переглянулись. Несколько часов тому назад Говоров отсчитал Скворцову триста фунтов. С такого гонорара…
Без комментариев.
Срочно! Срочно! — требовал Гамбург. Шафранова освободили от всей остальной работы и передали в полное распоряжение Говорова. Вдвоем за утро они подготовили и послали по телефону два первых блока. Теперь монтировали третий. Ну и конечно, приехал В. П., который никогда не упускал возможности познакомиться с сенсационным материалом из первых рук. Слушали и дымили, как три крейсера. Говоров давал указания. Толя резал и клеил пленку. Вика пил чай и комментировал. Комментарии стоило бы записать.
— Это он герой! — вставлял Вика в паузах. — Это он пай-мальчик. Это интересно. Как пел Саша Галич: «А из зала мне кричат: давай подробности». Вот мы и просим от товарища Скворцова подробностей. Значит, он видел в Андропове реформатора, а Черненко его разочаровал? И мы должны это кушать? Тут он в кусты, не хочет, не хочет, Андрей, тебе отвечать, чувствуешь? А сейчас я ему верю, и не спорь со мной. Толя, это мы, приехав в Париж, стали такими умными, мать вашу… А в Москве они до сих пор так думают. А нам нечего надуваться, просто в Париже есть книжки, которых в Москве не достать.
В общем, вполне доброжелательно. И вдруг…
«Алексей Григорьевич, — спросил на пленке Говоров, — может, вы объясните одну загадку. Ваша газета упорно отстаивала тезис о вашем похищении. Пока вас прятали, это было понятно. Но когда вы уже выплыли на поверхность, когда появились в английской прессе и на телевидении, почему газета выступила четвертый раз? Сказки про пытки и наркотики — это для Ваньки. О главном редакторе вашей газеты можно говорить все что угодно, и человек он малопорядочный, однако совсем не дурак. Отнюдь. Мы ведь с вами его знаем. Он очень быстро и ловко ориентируется. И он, наверно, еще раньше получил подтверждение из компетентных источников, простите за советский термин, что вы действительно добровольно остались на Западе. Тогда почему, выставляя себя и газету на посмешище, он продолжал эту кампанию?»
Последовала длительная пауза, и голос Алексея Скворцова значительно произнес:
«Я думаю, это все потому, что меня в газете любили!»
— Стоп! — сказал Говоров.
— Уберем паузу, — сказал Шафранов.
— Андрей, да он мудила! — сказал В. П.
— Решайте, убираем или оставляем этот пассаж? — предложил Говоров. — Полагаюсь на ваше мнение.
— Вика прав, Скворцов не Спиноза, — сказал Толя. — Но я бы оставил. Тут проявляется его характер. Ведь для советских Скворцов изменник, враг народа, за ним в Лондоне охотятся, если найдут — пришьют. Статья в газете — пропагандистский опус о коварстве западных спецслужб. Цель — запугать читателя: не ходите, дети, в Африку гулять. Но Скворцов все принимает за чистую монету, для него газета — его родной дом, друзья-сослуживцы, чаи гоняли, как мы с вами… Он верит, что его там помнят, ценят, поэтому пытаются как-то выгородить, заступиться. Наивно, но по-человечески трогательно.
— Толя у нас великий гуманист, — сказал Вика. — Меня твой Алексей Скворцов не впечатляет. Я, правда, его никогда не видел и не пил с ним водку, как ты. Кстати, что вы там пили в ресторане? Это важно — выпить с человеком сто грамм и заглянуть ему в глаза. А пока я вижу одно: его брат великий музыкант, а он всегда был нулем без палочки, но теперь не о Юре Скворцове, а о нем, Алексее, говорит весь мир, пишут газеты, у него берут интервью. И он возомнил, он надулся, он старается вещать, это же слышно, он поучает, он очень собой доволен.
— Вернее, он хочет быть таким, — уточнил Говоров.
— У тебя преимущество в ста граммах, поэтому поправку принимаю. Как бы там ни было, он надувается, надувается, и последняя фраза — апогей! Мыльный пузырь лопнул, и мы видим мудилу бедного или, как считает Толя, наивного. Другой вопрос: надо ли тебе это? Вольно или невольно ты ему поставил ловушку, и он попался. — Вика помолчал. — Андрюха, это одно из лучших мест в интервью, но получается такая картина: умный Говоров и идиот его собеседник.
Говоров поднял руки:
— Ребята, вы меня убедили. Толя, крути пленку назад и вырезай все наши художества. С вами мне лавров на Радио не сыскать.
Все три блока со Скворцовым несколько недель подряд повторяли на Радио. Исследовательский отдел Радио напечатал полный текст в своем бюллетене. Очень редко материалы из текучки удостаивались такой чести. Ведь исследовательские бюллетени переводились на английский и отправлялись в конгресс, в редакции газет, на «Голос Америки» и Би-би-си, в университеты.
И как-то между прочим Джордж Вейли предложил командировку в Штаты. «Посмотрите наши бюро, и желательно, если бы вы там привлекли новых внештатников, особенно в Нью-Йорке». Говоров сказал, что поедет в будущем году, но сначала предпочел бы поучить английский. О’кей, согласился Вейли, мы вам дадим отпуск, подыщите в Париже месячные интенсивные курсы, Радио их оплатит.
