— Начинка внутри — тоже мел?
— Совершенно верно.
— Так что ты собрался делать с этой штукой?
— Проводить классные занятия.
— Точнее — что такое «классные занятия»?
— Это не так просто объяснить.
— Пытаешься нас надуть?
— Что вы!
— Ну ладно. Что ты там вякал насчет «классных занятий»?
— Это когда все собираются и думают обо всем, что лежит на сердце.
— Вот как? Просто думаешь — и все?
— Думать — это не так просто, как кажется. Труднее всего найти момент, чтобы начать думать.
— И с чего начинать?
— С чего угодно. Поэтический процесс может начаться в любую минуту.
— Значит, в этом классе надо просто начать думать?
— Да.
— И ты хочешь сказать, что в этом твоя работа?
— Верно.
— Хорошо устроился, ублюдок! Ну ты и жох. Да ты знаешь, что это такое? Это же настоящее разводилово.
— Тут я с вами не согласен.
— Так о чем, говоришь, надо думать?
— О правде.
— Объясни-ка мне.
— Это нелегко изложить в словах.
— Хочешь сдохнуть, что ли? Ну-ка валяй, кроме шуток, парень!
Не поднимаясь со стула, «Мелкий Гангстер» опустил свой маленький палец на спусковой крючок.
— Правда поэзии, то есть поэтическая правда, вот что я имею в виду. Это все, чем я здесь занимаюсь.
— Может, тогда все с самого начала, а? Что это такое — поэтическая правда?
— Боюсь, я и сам это не совсем хорошо понимаю.
— Значит, ты говоришь, что весь день думаешь о том, в чем и сам толком не разбираешься?
— Да.
— И берешь за это деньги?
— Да.
— Знаешь, как это называется?
— Нет.
— Мошенничество. Мы такими делами не занимаемся.
— Мне ужасно стыдно, однако, что поделаешь, такова моя работа.
— Ладно, раз уж пришли, давай рассказывай, чему ты будешь нас учить.
— Больше ничему такому.
— Видишь, что у меня в руках?
— Автомат.
— Что произойдет, если я нажму на спуск?
— Он выпустит пулю.
— И ты почувствуешь ее в себе. Понял?
— Думаю, тут все ясно.
— Спрашиваю второй раз. Чему ты собираешься нас учить?
— Я собираюсь учить вас писать стихи.
— И на кой ляд?
— Боюсь, практическая ценность этого ничтожна.
— То есть хочешь сказать, мы ничего от этого не получим?
— Не уверен, что до этого дойдет.
— Парень, учи нас, если жизнь тебе дорога. Усек?
— Думаю, да.
— Ну так начинай, чего канителишься!
3
Я обратился к «Молчаливому Гангстеру».
— Встаньте, пожалуйста. В смысле, если вы не против.
Тяжело и неуклюже поднявшись на ноги, «Молчаливый Гангстер» положил руку на кобуру с «люгером», свисавшую с бедра. С этой позиции он мог в любой миг продырявить меня насквозь.
— Говорите мне все, что приходит на ум: любые ваши мысли, тревоги. Просто обращайте ваши чувства в слова. Не важно, какой бы странной ни была тема. Не спешите, старайтесь сохранять спокойствие, главное — говорить неторопливо и разборчиво, — предупредил я.
«Молчаливый Гангстер» замер с губами по-прежнему сжатыми, с таким видом, будто он раскрывал рот исключительно для кофе и сандвичей.
Он вонзил в меня взгляд из-под полей шляпы, всем своим лицом выражая тоску. Оно словно бы говорило: «Ну чего пристал? Мне в жизни не припоминается ничего хорошего, кроме кофе и сандвичей».
— Это же нетрудно, — поощрял я, пытаясь его расшевелить. — Говорите, что нравится.
«Молчаливый Гангстер» стал рыться в памяти, но тщетно — все страницы ее были пусты.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Наконец несколько священных слогов сошли с его уст:
— Кофе и сандвичи.
— Вот, уже хорошо. Продолжайте, у вас прекрасно получается.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
«Молчаливый Гангстер» прошептал те же слова, на этот раз с невыразимой тоской.
— Кофе и сандвичи.
Трое остальных смотрели с благоговением на рот «Молчаливого Гангстера».
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. И затем снова:
— Кофе и… — прошептал «Молчаливый Гангстер».
И замолк. «Молчаливый Гангстер», словно отгоняя преследующий его призрак «кофе и сандвичей», замахал рукой в воздухе.
«Молчаливый Гангстер» искал любое другое слово, кроме «кофе и сандвичей», игравшее роль в его жизни.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Лицо «Молчаливого Гангстера» побледнело, пот выступил на лбу.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
— Детка, — простонал «Молчаливый Гангстер».
— Восхитительно! — воскликнул я. — Продолжайте!
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
— Ушная сера, — выдавил «Молчаливый Гангстер». Плечи его со вздохом опустились.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
— Кровянка!!!
Слезы блеснули в глазах «Молчаливого Гангстера». Это были слезы отчаяния.
— Не торопитесь, — посоветовал я. — Спешить нам некуда, просто попытайтесь вспомнить еще что-то. Времени сколько угодно.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
Пусто. Пусто. Пусто. Пусто.
