Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
Аська, это ты. Ты.
Ты как ослепительный свет, глазам становилось больно, и он плакал, и больше ничего сказать не мог.
Твое напористое сердце, такое громкое, уверенное
недавно оно было другим —
бедное, зашитое в грудной клетке
прокачивающее через себя какую-то муть, грусть, дым
но теперь мы связаны, переплетены, перепутаны
и получается жизнь, не принадлежащая никому
и сердце телеграфирует без устали всем-всем-всем
это ты
это ты.
Ты не видишь себя такой, не можешь видеть, даже если проторчишь у зеркала целый день, но я другое дело. Вот брови-ласточки, я прикасаюсь к ним и ласточки взлетают, удивленно, у тебя всегда удивленный вид, потому что ты как дурочка веришь в то, что все будет хорошо
верь, так надо
я не могу, но ты, пожалуйста, верь
и еще у тебя замшевый кошачий нос
а в тумбочке полно фантиков
в упор не понимаю — зачем хранить фантики?
плести закладки? играть в подкидушки?
солнце жарит бессовестно, не по сезону
спрячься за меня, иначе обгоришь и нос облезет
я так люблю тебя, Аська
где ты была раньше, где пропадала?
а если бы я не пошел тебя искать?
Юлька, из-за занавески: Ася, у тебя есть психологический словарь?
Я: У Таньки есть, заходи.
Баев: Ты что, она перепугается насмерть. Она такого и в страшном сне не видала, тем более в женской комнате.
Юлька: Ладно, обойдусь, там все равно ничего путного нет, одни тавтологии — психика это психика, душа это душа. А Бурлачук есть? Мне нужен тест семейных отношений. Впрочем, откуда тебе знать, вы же этого не проходили.
(Сдавленное хихиканье. А ты не смейся, вырастешь — пройдешь.)
Из последних сил защищаться
от того, что скоро накроет с головой
сердце как бомба, того и гляди рванет
и ничего не остается, только смотреть, обнимать
гладить кончиками пальцев воротник его рубашки
белой в мелкую полоску
стремительная весна наступает и лучше сдаться
все равно не выстоишь
солнце и барабанная дробь по жестяному подоконнику
отсюда, с четырнадцатого этажа, рукой подать до неба
оно синее, и я тебя люблю
завтра отключают лифты, я видел объявление
неплохая зарядка для лежебок
будем бегать на время, по секундомеру
ставить личные рекорды, и знаешь что —
собирайся на улицу
пока не кончился день, надо многое успеть
промочить ноги, застудить уши
поваляться в последнем снегу
найти наши следы, от которых завтра
ничего не останется.
Нельзя быть эгоистами, пора подумать об окружающих. Мы уйдем, Юлька получит свой словарь и этого, на Б. Ей очень надо протестировать кого-то на предмет семейных отношений, а мы мешаем. Он не нарисуется, пока мы не свалим, потому что в этой комнате все квантовано, в каждой ячейке по парочке, а граждане с одинаковыми спинами пожалте на выход. (Здорово я сказал про спины, да?)
Ну и весна, все с ума посходили. Что ты со мной сделала, Аська, как тебе это удалось! Звонил домой, мама говорит — у тебя голос какой-то странный, не узнала, богатым будешь. Едва не рассказал правду, но сдержался. Не хочу по телефону. Съездим к ним — сами все поймут.
Я: Погоди, Данька, не надо правду, успеется. И ноги промочить тоже. Побудем тут, еще чуть-чуть…
Юлька (дружелюбно): Ребята, я включу радио, не возражаете? «Европу-плюс»?
Баев (еще дружелюбнее): Да пожалуйста, плюс или минус, отнять или прибавить, нам все равно, такая у нас арифметика. Мы неделимое бесконечномерное целое, от которого сколько хочешь режь, не убудет. Ни морд, ни лап, с какой стороны ни зайди, хоть справа налево, хоть наоборот.
Юлька (оглохшая на оба уха, в ушах капли, вата, обидно быть простуженной в такую погоду, определения в тетрадочку выписывать): Чего? какое целое? я включаю, скажете, если мешать будет.
В другой день мы бы размазали эту «Европу-плюс» по карте мира, стерли бы ее с лица земли за те мегагерцы попсы, которые изливались на нас из окрестных радиоприемников; как будто других станций не существовало; как будто ничего кроме попсы человечество не насочиняло; но сегодня мы были светлы и благодушны — валяй, включай.
Мы застали радиодиджея (или диджейку?) на середине длинной тирады, девушка запнулась и потеряла нить, ее густой ленивый голос дрогнул
(ах, какой голос! от него трепетало все население страны, охваченной зоной радиовещания европыплюс, мужчины и женщины, но особенно мужчины
ее представляли роковой красавицей-брюнеткой, с длинной косой челкой до подбородка и папироской в эбонитовом мундштуке, а она оказалась невзрачной стриженой блондинкой не первой молодости, как выяснилось годика через два)
красавица перешла на сдержанный рык, пытаясь скруглить углы, срезать путь к концу фразы, но еще больше запуталась
феномен типа «пропала мысль», прокомментировал Баев, в прямом-то эфире, как выкручиваться будем?
но она не стала выкручиваться, хрипло рассмеялась (половина охваченного эфиром населения сладко вздрогнула) и добавила, что мысли ее витают далеко-далеко, с тем, который ушел в пять утра, и теперь она думает только о нем и посвящает влюбленным эту песенку
enjoy to whom it may concern
а поскольку с приходом весны это касается всех без исключения, слушайте и вырабатывайте эндорфины, столь необходимые для
последние слова перекрыло фортепианное арпеджио а-ля «лунная соната», потом пошло соло с придыханием, Баев сел на кровати, чиркнул спичкой, прикурил, взял паузу, приготовился спеть кривеньким голоском
и вдруг что-то произошло
(дуновение, ожог, разорвалось неподалеку; будь наводка точнее, они уничтожили бы нас два года назад; ты думала спрятаться, переждать, но укромных мест не осталось; мы как на ладони, живая мишень; и ежели некий ангел действительно зайдет сюда, то нам ничего не придется ему объяснять)
его рука застыла в воздухе, он смотрел на меня
you light up another cigarette
пристально, как будто хотел запомнить
it’s four o’clock in the morning, and it’s starting to get light
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
