Книга Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти - Ирвин Д. Ялом

Джек, высокий, элегантный 60-летний адвокат, пришел в мой кабинет с целым рядом разрушительных симптомов. Ровным, невыразительным голосом он поведал мне: его мучают навязчивые мысли о смерти, он не может спать, а его работоспособность катастрофически снизилась, что пагубно сказалось на его доходах. Он убивал многие часы, лихорадочно изучая актуарные таблицы смертности и подсчитывая, сколько месяцев и дней ему осталось. Дважды или трижды в неделю его будили кошмарные сны.

Его доходы снизились из-за того, что он не мог браться за наследственные дела, которые раньше составляли большую часть его практики: он был так зациклен на собственной смерти и своем завещании, что ему часто приходилось прерывать консультации из-за неотвратимого приближения паники. Разговаривая с клиентами, он в смущении ловил себя на том, что начинал запинаться на словах «предшествовавшая смерть», «передающий по наследству» «переживший супруг», «пособие по смерти», а иногда и вовсе не мог произнести их.

На наших первых сеансах Джек вел себя осторожно и отстраненно. Я пытался достучаться до него и как-то утешить, используя многие из описанных в этой книге идей, но все безуспешно. Мое внимание привлекла одна странная деталь: в трех его снах фигурировали сигареты. В одном сне Джек шел по подземного переходу, пол которого был засыпан сигаретами. Тем не менее он утверждал, что не курит уже 25 лет. Когда я просил рассказать, какие ассоциации вызывают у него сигареты, Джек долго не мог ничего предположить. Только в самом конце третьего сеанса он дрожащим голосом признался, что его жена каждый день курила марихуану, и так было всю их совместную жизнь. Он уронил голову на руки, замолчал и, когда минутная стрелка его часов показала окончание сеанса, вышел из кабинета, не сказав ни слова и даже не кивнув на прощание.

На следующем сеансе он рассказал мне о том, чего всегда очень стыдился. Джеку больно было признать, что ему хватило глупости на протяжении сорока лет поддерживать отношения с наркоманкой, чей рассудок неуклонно деградировал. Кроме того, она так плохо ухаживала за собой, что с ней стыдно было показаться на людях.

Джек был очень взбудоражен, но к концу сеанса почувствовал облегчение. Он никому и никогда не рассказывал об этом, да и сам вряд ли осознавал проблему до конца.

На следующих сеансах он признал, что оставался в рамках этих нездоровых отношений, так как не верил, что заслуживает большего. Признал и то, как далеко зашли последствия неудачного брака. Стыд и необходимость его скрывать привели к тому, что он совершенно выпал из всех кругов общения. Джек был настолько убежден, что все сочтут его дураком, что не доверял никому, даже собственной сестре.

Сейчас, в возрасте 60 лет, он был твердо уверен, что оставить жену не сможет: слишком стар, слишком привык к изоляции. Он ясно дал мне понять, что возможность развода или даже угрозы развода даже не обсуждается. Джек любил свою жену, несмотря на ее наркотическую зависимость; он нуждался в ней и супружеские клятвы были для него не пустым звуком. Джек решил, что у них не будет детей: жена не могла воздерживаться от травки даже в период беременности. Не могла она служить и хорошим примером для подражания.

Я понял, что его страх смерти связан с тем, что он прожил свою жизнь не в полноте, и всегда подавлял мечты о счастье и полной реализации. Страх и ночные кошмары пришли из осознания того, что время уходит, жизнь ускользает от него.

Особенно меня поразила его изолированность. Необходимость скрывать свой позор привела ктому, чтоон пресекал любое близкое общение, ограничиваясь проблемными и противоречивыми отношениями с женой. Мне удалось проникнуть в его глубинные проблемы, делая акцент на наших взаимоотношениях. Начал я с того, что четко обозначил свою позицию: я никогда не сочту его дураком. Напротив, мне будет очень лестно сознавать, что он столь многим со мной поделился. Я проявил эмпатию по отношению к его моральному затруднению, связанному с тем, как следует относиться к больной супруге.

Страх Джека существенно снизился буквально за несколько сеансов. На его место пришли другие тревоги: в первую очередь отношения с женой и то, каким образом его стыд препятствовал установлению глубоких отношений с другими людьми. Мы устроили «мозговую атаку» — как действовать, чтобы нарушить кодекс секретности, который все эти годы не давал ему завязывать дружеские связи. Я предложил вариант групповой терапии, однако это показалось ему слишком пугающим: Джек отвергал саму мысль о какой-то там претенциозной терапии, которая может поставить под угрозу отношения с женой. Со своей стороны, он назвал двух людей, с которыми готов был поделиться секретом — его сестра и человек, бывший когда-то его лучшим другом.

Я предложил ему сосредоточиться на вопросе самореализации. Какие аспекты его личности все это время не были задействованы, но все еще могут быть реализованы? O чем он мечтает? Чем он хотел заниматься в жизни, когда был маленьким? Какие занятия доставляли ему наибольшее удовольствие?

На следующий сеанс он принес толстенную папку со своими, как он выразился, «каракулями». Там было несколько десятков стихов, многие — о смерти. Большая часть была написана в четыре утра, когда Джека будили кошмары.

— Как здорово, — сказал я, — когда человек может превратить свой страх во что-нибудь красивое…

После двенадцатого сеанса Джек сообщил, что достиг своих целей: страх смерти заметно снизился, ночные кошмары трансформировались в обычные сны, лишь слегка затуманенные раздражением или разочарованием. То, что он смог мне открыться, придало ему смелости довериться и другим, и Джек восстановил хорошие отношения с сестрой и со старым другом. Три месяца спустя он написал мне по электронной почте, что у него все хорошо, и что он стал участником интернет-семинара для пишущих людей и вступил в местное общество поэтов.

Моя работа с Джеком показывает, каким образом подавляемая пружина жизни может расправиться в страх смерти. Конечно, он был охвачен страхом: как не бояться смерти, если собственная жизнь толком не прожита?

Многие писатели и мыслители на тысячи голосов говорили о том же самом: от ницшеанского афоризма «Умри вовремя» и до строк американского поэта Джона Гринлифа Уитти: «Нет слов написанных и сказанных грустней,/ Чем «Эта жизнь могла бы быть моей!».[42]

Работа с Джеком также сопровождалась попытками помочь отыскать и оживить те участки его личности, которые до этого располагались в «мертвой зоне». Здесь был и его поэтический дар, и жажда близкого общения. Психотерапевты признают, что гораздо лучше попытаться помочь пациенту расчистить путь к самоактуализации, чем делать ставку на советы, подбадривания и увещевания.

Пытаясь ослабить изоляцию Джека, я не расписывал ему разные возможности общения, но указывал на основные препятствия к установлению дружеских связей: стыд и предубеждение, что люди сочтут его глупцом. И конечно, очень важным шагом стало сближение со мной. Изоляция существует только в изоляции — единожды нарушенная, она исчезает.